Восстание - Иоганнес Арнольд

«А что, нацисты все еще правят?», «А почему же никто ничего не делает?», «Разве мы не ждали этого дня?», «Неужели так никто и не знает, что будет дальше?»

В городе было полно солдат. Многие из них продолжали маршировать строем, хотя и были без оружия. К солдатам на улицах города жители Вальденберга привыкли, и потому никто не обращал на них внимания. Иногда солдаты, маршируя в разных колоннах, перекидывались парой слов: «Откуда, камрад?», «Куда, камрад?» Вместо ответа только пожимали плечами. Иногда слышались и возражения: «Говоришь, камрад? Скажи лучше — парень. Камрады остались под Сталинградом». Однако роты, которые остались в городе, таяли с каждым днем. Смотришь, присел какой-то на обочине дороги, а офицеры не всегда подгоняли уставших солдат. Ну и что из того, если в итоге не досчитаются одного или нескольких человек? Уж сколько было таких!..

Хайнике и Ентц шли по городу. Над крышами домов гулял теплый ветер. На одной из улиц они увидели тягач с крытым прицепом и телегой. На них — оборванные мужчины с недовольными лицами, тихие женщины и плачущие дети. Хайнике остановился, тяжело дыша. От невыносимой боли он до крови закусил губу. Его охватило негодование при виде хаоса, который начинал повсюду проявляться. Хайнике уже не надеялся дотянуть до ратуши. Слишком долго просидел он в коляске. Боль обрушивалась на него буквально со всех сторон. Она мешала ему даже трезво мыслить. Георг опасался, что его злость на нацистов вкупе с болью, которую он постоянно испытывал, доведут его до сумасшествия и он не удержится от неосмотрительных действий. А это может повредить делу, ради которого он сейчас отправился в путь. Хоть бы Ентц сказал что-нибудь, хотя бы одно-единственное, ничего не значащее слово, это ведь было бы слово друга, и он хотел бы его услышать. Что же он молчит? Хайнике тяжело оперся на трость. От его живого взгляда не ускользнуло ничего, что происходило на улице. Он присматривался к лицам солдат. В них — ни смеха, ни улыбки. Да, их разгромили, как не громили ни одну армию. Но они до сих пор не побросали оружия. Почему, черт побери?

К наступающему дню присматривались и строгие окна ратуши. На ее небольшой башне виден был крохотный колокол. Он предназначался скорее для украшения, чем для своих прямых целей. Никто не помнит, когда в него звонили последний раз. А ведь время настало такое, что надо звонить во все городские колокола!..

— Так чего мы ждем? — спросил Хайнике, не оборачиваясь.

Они спустились то ступенькам, не спеша миновали живую изгородь из кустов роз. И вот они уже перед главным входом в ратушу. Поднялись вверх. Дверь оказалась открытой. Внутри темно и прохладно. Хайнике достал платок в сине-красную клеточку и вытер потный лоб.

— Ух, горячо, — пояснил он.

Приемная бургомистра была пустой. Ентц и Хайнике вошли в нее так, будто она уже давно стала их рабочим кабинетом. Хайнике на секунду подумал с надеждой: «Птица улетела, а гнездышко оставила… От мусора-то его недолго очистить. С метлой и лопатой обращаться умеем. А вот если там еще сидит бургомистр…»

Георг Хайнике ткнул дверь тростью. Перед ними сидел в своем кресле д-р Рюссель. В руке дымился окурок сигары. Он сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Видимо, никак не мог все еще решить, каким цветом красить крыши домов в новом поселке. У бургомистра не было времени для раздумий: принимать Хайнике или выставить его за дверь. Рюссель высокомерно взглянул на него, высоко подняв брови, а затем не спеша положил сигару и распрямил спину. По нему нельзя было сказать, что его застали врасплох.

Хайнике подумал: «Стреляная птица. Если мы с ним справимся, считай, полдела уже позади. Но как его одолеть?»

Раздумывал и доктор Рюссель: «Ну вот, представление и началось. Но почему нет музыки? Номер-то коронный, а барабанной дроби нет! Они и раньше так сходили с ума от фокусов. Ну что ж, строительство поселка не состоится».

Прошло несколько томительных секунд. Д-р Рюссель уже давно упустил время, чтобы поставить на место этих двоих. А может, он и не хотел этого. Из открытой двери потянул чуть заметный сквознячок, пошевелил оконные шторы.

Рюссель не ждал Хайнике и Ентца. Мог бы, скажем, прийти священник, который начал бы проповедовать любовь к ближнему и долго толковать о тяжелых временах, наступивших так неожиданно, что он даже не смог к ним подготовиться. Рюсселю уже не в первый раз приходилось выслушивать священника. Да, приход священника Пляйша не был бы для Рюсселя неожиданным. А Хайнике? Когда-то он потерял его из поля зрения. Это была непростительная ошибка. Хайнике и Ентц уже в тридцать третьем были членами городского парламента и уже тогда доставляли ему немало хлопот. Они всегда были изобретательны и часто откалывали какую-нибудь шутку, которую ему надо было принимать всерьез, если он не хотел отделываться улыбкой. Единого мнения ни о настоящем, ни о будущем у него с ними никогда не было. Они всегда стремились лбом прошибить стену. Неужели у них и сейчас такие же твердые лбы? Да, Хайнике нельзя было упускать из виду. И это его, Рюсселя, вина, что Хайнике стоит сейчас у него в кабинете. Рюссель вспомнил сообщение гестапо: «Коммунист Георг Хайнике, по сути, уже труп. Проследите за тем, чтобы его похороны прошли тихо и как можно проще, в ночное время и без похоронных процессий».

Пятидесятидевятилетний бургомистр, который всего полчаса назад думал пережить самого себя, почувствовал вдруг усталость и безнадежность своего положения. Д-р Рюссель вяло махнул рукой. Хайнике и Ентц не поняли, что бы мог означать его жест. То ли он хотел сказать о конце своего пребывания в кресле бургомистра, то ли о том, что, мол, их визит вообще ничего не значит.

Хайнике еще крепче сжал свою трость. Он едва сдерживался, чтобы не ударить ею со всего размаху по письменному столу Рюсселя. Хотел бы он видеть, как съежится этот Рюссель, а затем вскочит и драпанет, спасаясь бегством.

В этот момент раздался голос Рюсселя:

— Я вас слушаю, господа!

Хайнике не замедлил с ответом и несколько глуховато сказал:

— Фашисты привели наш народ к самому краю пропасти.

— Да, это так, — ответил Рюссель, а затем добавил: — К тому же пропасть глубокая, и это видят все, кто стоит у ее края. Мы все свалимся в эту пропасть.

— Вы хотите сказать, доктор Рюссель, что у жителей Вальденберга безвыходное положение? Что вы хотите этим сказать?

Доктор подумал: «Русские, которых они ждали, не пришли. Оттого эти