10000 лет во льдах - Роберт Дункан Милн

соотношении один толчок сжимающего поршня на четыре оборота приводного вала, поскольку кубическое содержимое генератора было в восемь раз больше, чем в приводном цилиндре. Генератор был изготовлен из сплава алюминия и оружейного металла в таких пропорциях, что его вес составлял лишь одну треть от веса, как если бы он был отлит из железа. Не имея возможности достать алюминий на этом побережье, я со значительными затратами приобрел тысячу фунтов алюминия у одной восточной фирмы. Упругость и прочность этого сплава были лучше приспособлены для того, чтобы выдержать напряжение взрыва, чем железо или даже пушечный металл, в то время как его легкость была прекрасной рекомендацией для его использования. В обязанности инженера, контролировавшего работу этого механизма, помимо обычного ухода за двигателем, входило лишь поддержание вращающихся камер с зарядами и регулирование их вращения с помощью манометра в ресивере. Руль состоял из плоского куска дерева двенадцати футов в длину и четырех в ширину и выполнял свои функции под носовой частью судна, поднимаясь или опускаясь по желанию через щель в днище. Поскольку он вращался вокруг своего центра, его действие было двусторонним как в носу, так и в корме, и, следовательно, очень мощным. Носовая часть судна на протяжении пятнадцати футов, или до его центра, была окружена деревянным фальшбортом высотой восемь футов, снабженным окнами для кают и покрытым крышей. Это эффективно защищало механизмы и пассажиров от атмосферного воздействия, которое могло возникнуть при быстром передвижении по воздуху. В этой кабине были установлены кресла и стационарный стол, а также шкафчики по бокам. Я приобрел у одного восточного производителя 30 000 гильз длиной 3 дюйма и диаметром 2 дюйма, очень простого образца, по четверти цента за штуку, и, приготовив предварительно большое количество пушечного хлопка, мы с Акинлоссом по прибытии гильз провели день, заряжая их взрывчаткой и упаковывая в пять ящиков длиной шесть футов, глубиной и шириной по три. Их мы поставили в каюту, а затем отдохнули от трудов.

Это было пятнадцатого сентября, а на утро мы решили испытать аппарат и совершить пробный взлет. В эту ночь мы спали мало и встали на рассвете. После торопливого завтрака мы вышли во двор и стояли, глядя на судно. Странные чувства охватили меня, когда я смотрел на него. Что, если механизмы не будут работать? Что, если пропеллер откажется действовать в соответствии с моими теоретическими расчетами? Что, если эта летающая машина повторит поведение своих предшественников и останется памятником глупости своего создателя? По крайней мере, я решил, что она не должна этого сделать, но что если она не совершит воздушное путешествие одним способом, то должна будет совершить его другим, под совместным воздействием всех зарядов одновременно. По крайней мере, мир не должен стать свидетелем моего поражения. Странно, что такие чувства нахлынули на меня в момент завершения работы, когда я был совершенно уверен и настроен на успех в течение пяти месяцев работы! Я высказал свои чувства Ачинклоссу, который молча стоял рядом со мной и курил очень короткую и грубую глиняную трубку, что было его обычаем в любое время и при любых обстоятельствах. Этот достойный практик не стал тратить ни слова, ни взгляда в ответ, а прыгнул в судно и принялся смазывать различные подшипники механизмов. Я последовал за ним и зарядил вращающийся диск патронами.

В первую очередь необходимо было проверить рабочие качества движущей машины, для чего шатун был отсоединен от своего кривошипа и присоединен к другому, на шкив которого был надет тормоз. Я соединил шатун с машиной, и первый патрон был выпущен. Звука не последовало, поскольку взрыв произошел не в замкнутой камере, но поршень, очевидно, сделал свою работу, о чем я мог судить по силе воздуха, ворвавшегося через отверстие в дальнем конце цилиндра. Поскольку сжатого воздуха еще не хватало, чтобы привести двигатель в движение, я вращал диск вручную, пока следующая камера не соприкоснулась с проводом от батареи, и тогда патрон взорвался с тем же результатом, что и раньше. Манометр на ствольной коробке поднялся до пятнадцати фунтов и при каждом выстреле регистрировал все большее давление, пока после взрыва восьми камор не достиг шестидесяти. Пока я соединял ремень с коническим шкивом, вращавшим диск, Ачинклосс постепенно открыл дроссельную заслонку и впустил воздух в двигатель. Кривошип начал двигаться, шкив работал против своего тормоза, диск патрона вращался в унисон, и, регулируя конический шкив, я поддерживал давление в ресивере на уровне шестидесяти фунтов. Через пять минут стабильной и ритмичной работы Акинлосс объявил, что механизм находится в первоклассном рабочем состоянии, и снова присоединил шатун к кривошипу гребного вала. Наступил волнующий момент. С бьющимся сердцем я стоял с коробкой патронов наготове, готовый заряжать каморы и вынимать пустые гильзы по мере их прохождения. Аучинклосс стоял у двигателя, с трубкой во рту, но с неподвижным и сосредоточенным взглядом. Он медленно повернул вентиль и, не отрывая от него руку, поднял глаза к винту. Медленно огромные лопасти начали двигаться, а затем, под манипуляции Акинлосса с клапаном, их движение становилось все быстрее и быстрее. Напрягая глаза и дрожа от волнения, я наблюдал за огромными вентиляторами, которые проносились по воздуху с пронзительным, свистящим звуком, похожим на ветер, мчащийся по узкому проходу. Затем лопасти стали неразличимы, и все это напоминало светло-коричневый круглый диск, неподвижно висящий в воздухе.

– Я сделал все, что мог, – сказал Акинлосс, – он не собирается подниматься. Мы должны дать большее давление. Передвиньте ремень так, чтобы разряды были быстрее.

Я так и сделал, хотя и с замиранием сердца, потому что неспособность винта поднять судно с силой более шестидесяти лошадиных сил заставила меня упасть духом.

Я обратился к Аучинклоссу:

– Сколько оборотов в минуту?

Он стоял с часами в руке, глядя на кривошип, и вскоре ответил:

– Сорок пять.

Манометр поднялся до семидесяти пяти; Ачинклосс, все еще глядя на кривошип, сказал:

– Пятьдесят пять оборотов.

Я чувствовал, как дрожат доски под моими ногами, мое тело тоже дрожала от волнения, как вдруг, – Хрясь! – что-то затрещало над головой. Аучинклосс, быстро, как мысль, закрыл клапан и бросился в кабину. Мои глаза были как зачарованные прикованы к пропеллеру, который после нескольких оборотов сбавил скорость и представил нашему взору печальное зрелище. Семь лопастей были скручены и сломаны, их части были разбросаны во все стороны, а три из них свисали вниз под углом, согнув скрепляющие их кольца. Я с сожалением посмотрел на Ачинклосса и не проронил ни слова. Это всегда было моим недостатком (и, хотя я