И слово это было - Россия.. «Спаси меня... Соловецким монастырем» - Петр Петрович Татауров

Хоть ты, Саша, среди бала Вызвал Павла Ганнибала, Но, ей-богу, Ганнибал Ссорой не подгадит бал!

Александр Сергеевич тут же, при публике, бросился ему в объятия».

Как видим, дядя Пушкина не был лишен и некоторого поэтического дарования.

И вот этот человек оказался узником Соловецкого монастыря…

Этому предшествовала тридцатилетняя военная служба. В 1790 году Павел Ганнибал — кадет Морского корпуса, в 1791-м — гардемарин, в 1794-м — мичман. Служил на Балтике, в Кронштадтском порту. В отставку из флота ушел в 1799 году, получив чин лейтенанта. Но молодому дворянину находиться вне службы тогда было не принято, и Ганнибал продолжил военную карьеру в кавалерии, где за долгие годы добросовестной службы и участие в Отечественной войне 1812 года поимел звание майора, а затем подполковника. Награжден орденами и «высочайшим благоволением» за храбрость. В 1824 году подполковник Ганнибал вышел в отставку, жил в Петербурге{40}.

В августе 1826 года «без объявления за что» он был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. Это было не первое его посещение печально знаменитой тюремной цитадели. В 1812 году он побывал здесь за участие в дуэли и был предан военному суду, который завершился императорским прощением и возвращением на службу{41}.

Нынешнее заключение обернулось трагедией.

Уже до начала допроса у военного генерал-губернатора Петербурга Кутузова он понял, за что его арестовали, ибо через открытую дверь в соседней комнате увидел подполковника Краковского, с которым два месяца назад в одной из петербургских «рестораций» у него произошел весьма резкий разговор политического содержания.

Этот спор был явно спровоцирован Краковским. Он стал слишком неодобрительно («самые поносные замечания») говорить об участниках недавнего восстания 14 декабря. Добросердечному Ганнибалу это было крайне неприятно, и он сделал Краковскому замечание, напомнив царский указ, запрещавший «упреки потерпевшим наказание». И «движимый чувством сострадания» к осужденным, Павел Исаакович обмолвился, что несчастные были «слишком сурово наказаны». Вот это искреннее сострадание и стало предметом доноса.

На допросе П. И. Ганнибал, следуя своей природной порядочности, не стал запираться и подтвердил сказанное.

И в результате: «Государь император высочайше повелеть соизволил… отставного подполковника Ганнибала выслать в Вологодской губернии города Сольвычегодск, где жить ему под надзором полиции». Срок пребывания в ссылке, как обычно, — не указан.

Павел Исаакович оказался здесь в октябре 1826 года. Средства на содержание ссыльного не были определены, и, не имея собственных доходов, Ганнибал бедствовал. Он не был причастен к политической борьбе и, не чувствуя за собой вины, жестоко страдал и потому был «всегда почти мрачен…». В жестокое противоречие вступили его природная гордость и дворянское достоинство офицера высокого звания с подозрительным и бестактным поведением городничего Соколова, который ежедневно посещал Ганнибала и часто «в нетрезвом виде». Из донесения Соколова генерал-губернатору Миницкому: Ганнибал «в обращении иногда бывает хорош и весел, но часто выражения употребляет гордые и резкие». В результате личной неприязни к ссыльному в донесениях городничего постоянно упоминается «азартный» и «отчаянный» нрав Ганнибала. Отношения обострились до предела. Служебные обязательные сообщения о поведении поднадзорного превратились в грязные доносы. Справедливость их Миницкий проверить не удосужился, а обратился к министру внутренних дел с предложением: «…не благоугодно ли будет освободить город Сольвычегодск от столь опасного для жителей… человека, назначив ему, Ганнибалу, местопребыванием Соловецкий монастырь, где он, находясь под арестом, не будет иметь возможности ни себе, ни кому другому причинить вреда». Предложение было принято, и в марте 1827 года поступило «высочайшее соизволение на отправление подполковника Ганнибала под присмотр в Соловецкий монастырь». И снова без указания срока: несколько неосторожно сказанных слов, за которыми нет ни малейшего злого умысла, ломают судьбу человека.

Сообщение о переводе на Соловки Павел Исаакович встретил спокойно. Вероятно, еще не зная условий Соловков, принял это за облегчение, за возможность покинуть угнетавший его Сольвычегодск.

26 апреля 1827 года в сопровождении жандармского офицера Ганнибал выехал из Сольвычегодска. Своего дворового человека Никиту Дементьева, который до этого времени был при нем, он отправил в Псковскую деревню. Ехали, минуя Архангельск. На пригородной пристани взошли на монастырское судно и прибыли на Соловки 9 мая.

И потянулись дни истинной трагедии Ганнибала, длившейся пять с половиной лет. Первые две недели, оказавшись в тюремной камере, он неистово бился, требуя свободы. Но силы пятидесятилетнего узника иссякли: наступило вынужденное смирение.

Отечественная история с гордостью называет имена многих женщин — родственниц осужденных, самоотверженно боровшихся за облегчение участи своих сыновей, мужей, братьев. И среди них нужно обязательно назвать и записать имя Варвары Тихоновны Ганнибал, урожденной Лансе — супруги Павла Исааковича. Они уже давно были в разводе и жили врозь. Но, узнав о беде, в которой оказался ее супруг, она оставила обиды и решительно принялась хлопотать об облегчении его участи. Узнав (не сразу и, вероятно, от приехавшего из Сольвычегодска слуги Ганнибала), где находится ее бывший супруг, она обратилась в начале 1829 года к Бенкендорфу с письмом, в котором просила избавить мужа от тюрьмы и с пользой для отечества отправить его в действующую армию на Кавказ. Бенкендорф отказал.

Но «Варваре Ганнибаловой» (так она себя именовала в прошениях) была разрешена переписка с мужем, и к тому же ей разрешили послать ему деньги и вещи. Это было исключительным явлением в истории Соловецкой тюрьмы, ибо она числилась в разряде секретных.

В октябре