Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов

скандала, возникшего между ней и парикмахером. Судя по всему, взгляды по вопросу оформления этой головы кардинально разошлись, а потому левая её сторона окрашена была ярко-красным, правой же соответствовал ядовито-зелёный колер. Стрижка а ля «бобрик» или «полубокс» также не была своевременно закончена. Не нужно было очень уж напрягать свои мозги, чтобы догадаться – злости у дамы после всех этих перипетий с причёской хоть отбавляй, ну а повод для того, чтобы облаять посетителя, всегда найдётся.

– Что там бурчите, гражданин? – вижу, что даме невтерпёж.

– Я собственно…

– Понятно. На какой срок вам задержали выплату? – что-то пишет.

– Как это… да за что же мне платить?

– Вам, гражданин, не нужен гонорар? – вижу удивлённый взгляд сквозь стёкла роговых очков.

– Да собственно…

– Заладил… Собственно, не собственно…

– Ничего я не заладил.

– А ну-ка, прекратить скандал! – и кулачком эдак легонько по столу.

– Я не скандалю, – спокойно возразил я.

– Не на базаре, гражданин, и не в ток-шоу! Издеваться над собой я никому не дам! – вижу, что на глазах у дамы появились слёзы, а пухлые щёчки становились ярче левой половины головы, там, где ещё сохранились кое-какие остатки шевелюры…

Признаюсь, даму стало жалко. Вот так, бывает, пожалеешь приблудного кота. Однако поживёт он дома у тебя с неделю, так хоть на стенку лезь. Ну вот и тут… Жалко. Жалко, не то слово! А как подумаю, что предстоит потом… готов отказаться от мысли об опубликовании романа. Ну разве всё ж таки попробовать…

– Мадам! Если бы я мог…

– Что?!

На меня смотрят огромные, расширенные окулярами глаза. Смотрят с такой надеждой, с такой потаённою тоской, что думаешь только о том, как бы и куда от них сбежать, затеряться в переулках, спрятаться среди прохожих. Минута промедления здесь может привести к самым огорчительным последствиям. Неосторожное движение даст повод подозревать меня бог знает в чём. Потупленный взгляд вызовет волну страстей, которые сильнее самого страшного цунами… Вот так Маргарита Карловна стягивала с моих плеч пиджак.

По счастью, раздумья над вариантами ответа и неизбежными последствиями оказались очень кстати. Пауза благополучно затянулась и недостриженная дама успела образумиться, что называется, прийти в себя. Только заморгала ресницами, прогоняя слёзы и с едва заметным укором посмотрела на меня.

– Так, гражданин… Пройдёмте… – дама нетерпеливо машет рукой.

– Может, вы мне объясните?

– Я не обязана ничего вам объяснять.

– Но вот решение народного суда…

– Народный суд, гражданин, это не у нас. Мы полагаемся только на суд нашего читателя.

Я так и не понял, а читатель тут причём? Он-то откуда смог узнать про мой роман? Разве что стырил рукопись, и теперь она ходит по рукам. Страшно подумать, чем всё это закончится! Стоит только представить, что на полке в магазине… под другой фамилией… Нет, я этого не переживу!

Весь в холодном поту, еле выбрался на улицу. Стою, зажмурив глаза, и думаю: вот если бы сейчас толкнули под трамвай, я бы, наверное, даже не противился… А всё потому, что никому нет дела до меня, никто не скажет доброго слова, не подаст руки, не выделит талон на продуктовый дефицит и не оформит подписку на собрание ещё не написанных мною сочинений…

И вдруг слышу:

– Не всё так безнадёжно, как вы думаете.

Голос этот возник у меня за спиной на переходе через Садовую, когда нескончаемый поток машин обтекал меня справа, и точно такая же лавина накатывала с противоположной стороны. Казалось, что это карусель, что едут все по замкнутому кругу, словно бы желая подразнить меня, а то и довести до белого каления.

– Позвольте представиться: Сверчинский Аметист Григорьевич, – продолжил приятный баритон. – Заранее извиняюсь за вторжение, так сказать, в сферу ваших интересов. Но тут прошёл слух, что у вас большие неприятности. Как бы это помягче сказать… кое-какие проблемы с публикацией поэмы.

– Стихов с рожденья не писал, – парировал я в пустоту и сплюнул.

– Ну так ещё напишете. Что-нибудь этакое, вроде «Мёртвых душ», – уверенно возразил тот, что представился Сверчинским.

– Вам-то что с того?

– А вот, хотелось бы помочь талантливому человеку.

Тут наконец-то из-за спины появился некто с заросшим двухдневной щетиною лицом, на котором совершенно неуместно смотрелись растянутый в улыбке рот и крохотные глазки, выражавшие надежду и смирение.

– Так вы издатель, что ли? – я покосился на его потрёпанный портфель, стоптанные туфли и видавший виды пиджачок с кожаными нашлёпками, чтоб не протирался на локтях.

– Скорее, вечный посредник в деликатных делах, что-то вроде квартирного маклера или литературного, если позволите, агента, – и, заглянув в мои глаза, поспешно пояснил: – Вы не пугайтесь, я много не возьму. У нас по-божески, только вот деньги надо бы вперёд, а то, знаете ли, предстоят немалые расходы.

– Как-то всё странно это, – пробормотал я. – Такие дела не устраивают с первым встречным, да ещё прямо посреди Садового кольца.

– Да кто же вас не знает? – вскричал небритый. – Давеча скандалили в Бюро претензий?

– Это не я…

– Ну вот! А говорили, что поэты у нас тихие, забитые, – чему-то обрадовался агент. – Но если требуются рекомендации, пожалуйста… у меня этого добра навалом, – и, сунув руку в карман, вытащил пачку мятых бумажек и стал размахивать ими перед моим лицом. – Кстати, не желаете грамоту о наличии голубых кровей?

– То есть? – честно признаюсь, ничего не понял.

– Ну как же! Графское происхождение и всё такое. Вас бы устроил титул князя Синебрюхова? Или предпочитаете с приставкой фон?

Несмотря на то, что дворянство когда-то было для меня весьма болезненной проблемой, что-то мне подсказывало – не торопись! Глядя на эту потную, небритую физиономию, я понял вдруг, что меня пытаются «обуть», то есть самым натуральным образом использовать как дойную корову. Тут, наконец, загорелся нужным цветом светофор, я двинулся вперёд, однако мнимый агент не отставал.

– Слушайте! Что вы ко мне пристали? Ищите в другом месте дураков.

– Напрасно вы так. Я к вам от чистого сердца, – посредник вроде бы обиделся. – Да мог ли я поступить иначе, видя такие страдания на лице…

– Какие страдания? На каком ещё лице? Да с чего вы взяли?

– А вот пойдёмте-ка сюда, – маклер мёртвой хваткой вцепился в мой рукав и потащил к витрине ближайшего бутика. – Теперь смотрите на себя.

Я посмотрел в витрину. Оттуда на меня глянуло совершенно чужое мне, измождённое лицо с огромными мешками под глазами. Рано постаревший человек, у которого на лбу словно бы огненными буквами сверкала надпись: НЕУДАЧНИК!

– Это не я, – только и смог вымолвить.

В следующий момент за витринным стеклом появилась сердитая, если не сказать, зверского обличья рожа и