Пленница - Хизер Грэм

— Нет, я не буду «так добр», мисс Уоррен, и не надейтесь.

— Но… — начала она, задрожав.

— Но! Момент наваждения пришел и ушел, и ваше соприкосновение с ним оказалось болезненным, поэтому сейчас вам хочется остаться одной, оберегать уязвленные тело и душу?

— Допустим, что-то в этом роде.

— Но я не уйду.

— Вы должны.

— Пока нет.

Склонившись, он едва коснулся ее губ. Затем скользнул по шее девушки, замерев там, где учащенно бился пульс. Оседлав Тилу, Джеймс осторожно приподнял ее волосы и снова отпустил, они волной упали на пышную грудь, почти скрыв ее. Тила не отрывала от него глаз, закрыв их лишь тогда, когда он коснулся ее тела. Пальцы нежно прошлись по грудям, ладони легко накрыли их. Он захватил губами сосок, откинув закрывавший его локон. Руки девушки легли ему на плечи, ногти впились в них. Не замечая боли, Джеймс ласкал и дразнил ее, подавляя разгоравшееся желание.

Его пальцы скользили по ее телу, губы следовали за ними. Он покрывал влажными поцелуями ее живот, бедра, сначала снаружи, потом внутри. Девушка напряглась и начала извиваться, но не смогла остановить Джеймса, потому он уже был у нее между ног. Луна заливала комнату нежным светом.

Джеймс видел Тилу, наслаждался ею, касался, дразнил и мучил ее. Обольщал.

Это было необходимо ему. Он не извинялся — гордость не позволяла. Но ему хотелось извиниться, предложить что-то в возмещение той острой, внезапной боли, которую она так стоически выдержала, и забыть об этом, когда небо окрасится золотисто-розовыми лучами рассвета.

— Пожалуйста! — шептала девушка снова и снова. Голова ее металась по подушке. В серебристом свете луны волосы струились по плечам. Запутавшись в его волосах, ее пальцы сильно дернули их.

Так недолго и самому лишиться скальпа… Но наслаждение стоит того.

Тила не открыла глаза. Джеймс на мгновение замер, наблюдая за ней перед последним чувственным натиском. Сдержанная, она вместе с тем вся полыхала. Он тесно прижался к ней, потерся о рыжеватые завитки, раскрыл ее поглаживанием пальцев и стал ласкать языком.

Девушка резко дернулась, обжигая его раскаленным огнем, с губ ее сорвался тихий крик. Она попыталась отстраниться, но Джеймс схватил ее руки, и их пальцы сплелись. Тила извивалась. Однако он не давал ей пощады. Страстная мольба, шепотом срывавшаяся с ее губ, оставалась без ответа. Эта девушка никогда не склонится перед ним, не снизойдет до слов, не уступит его требованиям. Она ответит лишь на то, на что захочет, и даже в этом будет бросать ему вызов. И все же он добьется каких-то уступок. Мысль об этом невыносимо волновала и мучила его, пробуждала безудержное желание — так, словно оно еще не было удовлетворено.

Ничего, он подождет, будет пробовать, дразнить, наслаждаться, сам страдая от сладостной пытки. Будет касаться, ласкать. Сладостная пытка…

Внезапный крик вырвался у нее из груди. Джеймс замер, ощутив, как она забилась под ним от неистового наслаждения. И тут же он приподнялся и проник во влажное, теплое лоно. Поразительно, но ее затуманенные глаза были открыты. Встретив его взгляд, Тила сразу закрыла их, слегка вскрикнув и отвернувшись. Джеймс повернул ее лицо к себе, хотя она по-прежнему не открывала глаза. Поцеловав Тилу, он начал двигаться и овладел ее губами так же, как и телом, жадно, неистово.

Его высвобождение было стремительным и бурным. На этот раз он знал, что не причинил ей боли и Тила разделила с ним наслаждение. Она трепетала в его объятиях, и Джеймс еще крепче прижал ее к себе. Спина девушки касалась теперь его груди, и он вдыхал аромат ее волос.

Тила молчала. Она уже не гнала и не отталкивала его. Учащенное дыхание девушки внушало ему опасение, что она плачет, и Джеймс испугался, не причинил ли он ей боль. Может, Тила представляла себе все это иначе? Или это было больше того, чего она хотела?

Впрочем, гадать бесполезно. Если Тила плачет, то никогда не покажет ему своих слез.

Он закрыл глаза, ибо внезапно острая боль пронзила его. После смерти Наоми у Джеймса были женщины — и семинолки, и белые. Но ему не встретилась ни одна невинная, и, конечно, ни одна из них не могла сравниться с Тилой. Он спал с ними, потому что они были доступными, и ни о чем не задумывался. Джеймс не запоминал их имена и лица, да от него этого и не ожидали.

И он никогда не обнимал ни одну из них всю ночь. Сейчас это причиняло ему боль, но Джеймс не мог отпустить ее:

Он пытался понять свои чувства к Тиле, но это ему не удавалось. Вывод напрашивался сам собой — он одержим ею. Безрассудно одержим. И это тупик.

Глядя в потолок, Джеймс вдруг почувствовал: в ней что-то изменилось. Тила даже не шевельнулась, но как-то обмякла, напряжение исчезло.

Ax, вот оно что: девушка заснула. Отодвинувшись, Джеймс начал рассматривать ее при свете луны.

— Ты ввергла нас в адский огонь! — тихо воскликнул он. Тила молчала.

Его пальцы, коснувшись ее щеки, ощутили влагу. Джеймс проклинал ее, проклинал себя. Но потом, вытянувшись, снова обнял Тилу и прижал к себе. Их не ждет счастливое будущее.

Поэтому он так неистово желал держать ее в объятиях всю эту ночь.

Тила проснулась от тихого стука в дверь и открыла глаза. Джеймс, опираясь на локоть, смотрел на нее. Она подумала, что он, вероятно, уже давно не спит. Стук повторился, но он не пошевелился. Джеймс ждал. Черная бровь приподнялась — он выжидал, наблюдал, и легкая улыбка играла на его губах.

— О! — воскликнула Тила и села, пытаясь натянуть на себя простыню, но Джеймс прижал ее и улыбнулся еще шире. Когда она осознала, что лежит в постели с голубоглазым дьяволом, сердце ее учащенно забилось. Девушку смущало, что она так заспалась, и вместе с тем было жаль, что ночь уже кончилась. Происшедшее могло ей только присниться, ибо казалось невероятным. Но это был не сон: ей не привиделся Джеймс, его слова, руки. Тила вздрогнула и залилась краской. Девушка со стыдом сознавала, что, хотя Джеймс проявил огромную настойчивость и решительность, да и вообще ни в чем никому не привык уступать, она сама хотела того, что произошло. Возможно, подсознательно, ибо осознанно не могла стремиться к этому. Но с их первой встречи ею овладело искушение дотронуться до него. И, видя сейчас его прекрасное бронзовое тело, стройное и сильное, она испытывала смущение, но не раскаяние. Тила желала Джеймса, однако не представляла себе, что почувствует в его объятиях: о том, что возможны столь интимные отношения, она и не подозревала. В дверь снова постучали.

— Пожалуйста… — в отчаянии прошептала девушка. Что-то промелькнуло в его глазах. Понимание, от которого она растерялась. То, что случилось, не ужасало Тилу, но ей не хотелось, чтобы он догадался об этом. Незамужняя дочь Уоррена с мужчиной! И не просто с мужчиной, с метисом! Одно дело — играть, но совсем иное — быть уличенной.

— Это Дживс с чаем, мисс Уоррен, — раздался тихий отчетливый голос. — Миссис Маккензи собирается на верховую прогулку и просила спросить, не присоединитесь ли вы к ней. Извините, что разбудил вас.