Увези меня на лимузине! - Анна Ольховская

– Да, – Ирина переглянулась с партнером, – он сам уже гулял, чувствовал себя превосходно.

– А сейчас он чувствует себя отвратительно, поверьте опытному специалисту. Пульс, давление, реакции организма – все очень и очень неутешительно.

– Но почему? – совершенно искренне разволновалась Ирина.

– Знаете, деточка, – Надельсон задумчиво перебирал ампулы с лекарствами, – после того, что пережил этот человек, чудо, что он вообще в состоянии ходить и обслуживать себя…

– Да знаем, слышали уже! – Андрей раздраженно заходил по комнате. – Но он же поправился, он был почти здоров!

– Вы меня не дослушали, юноша, – доктор брюзгливо поджал губы, – а я не люблю, когда меня перебивают!

– Извините, – буркнул сорокалетний юноша, – я просто волнуюсь очень, он ведь муж моей сестры.

– Сестры? – Брови Аркадия Натановича отправились в путешествие к вершине мира, то есть лысины. – Ну да, ну да. Так вот. Я уже говорил вашей, гм-гм, сестре, что случаев полного восстановления после подобных травм пока не было. Даже случаев выживания – считаные единицы, поэтому дать абсолютно точные прогнозы состояния господина Майорова вам не сможет никто. По-хорошему – ему нужна солидная, прекрасно оборудованная клиника…

– Доктор, мы же с вами это обсуждали, – Ирина нервничала все больше, – стопроцентной гарантии дорогостоящее лечение в клинике все равно не дает, а тишина, свежий воздух, покой, любовь и забота близких людей плюс ваш, Аркадий Натанович, профессиональный опыт могут совершить маленькое чудо.

– Ну да, ну да, – опять покивал Надельсон. – Любовь и забота – это замечательно. Только вот не любовь ли послужила причиной ухудшения состояния пациента?

– А… А как вы догадались? – слегка обалдела Ирина.

– Я мог бы, конечно, сослаться на сверхчутье прекрасного диагноста, – усмехнулся доктор, – но все гораздо проще. Вряд ли господин Майоров, даже будучи не очень полноценным человеком, не в состоянии был справиться с нижним бельем и натянуть его задом наперед. Или бывало такое?

– Нет, с бельем он справлялся неплохо, – буркнул Андрей. – В общем, вы правы. Моя сестра так истосковалась по мужу, что… Алексей тоже этого хотел, очень хотел, он ведь так любит Ирочку!

– Он хотел! – всплеснул руками Надельсон. – Нет, вы слышали? Да мало ли кто чего хотел! Я вот, например, не прочь с восемнадцатилетней блондинкой махнуть на Гоа, так и что теперь? Надо реально смотреть на вещи, дорогие мои, и тогда не будет проблем. А сейчас проблемы есть, и большие. Господину Майорову снова необходимо постоянное медицинское наблюдение, так что придется вернуть его в Москву, в клинику.

– Аркадий Натанович, миленький! – Ирина присела на край кровати и молитвенно сложила руки: – Я не хочу, не могу снова видеть Алешеньку в этой ужасной атмосфере, атмосфере тлена и немощи!

Даже Андрей слегка поморщился от синтетического пафоса фразы, лицо же Надельсона осталось по-прежнему озабоченно-внимательным.

А Ирина продолжала трагический монолог:

– Там просто нечем дышать. А еще эти вездесущие папарацци! Они не дают Алешеньке покоя, нервируют его! А здесь так хорошо и спокойно!

– Но пациенту необходима поддерживающая аппаратура, другое медицинское оборудование, различные лекарства, постоянное наблюдение, в конце концов! – доктор скептически осмотрел полупустую комнату. – Здесь, конечно, можно все обустроить, но это будет стоить очень больших денег, очень!

– Мы справимся, Аркадий Натанович, – Ирина вцепилась в заросшую густым черным волосом руку эскулапа, – я ничего не пожалею, только помогите нам! Выберите себе любую комнату в доме и живите здесь, пожалуйста! В клинику мы всегда успеем. А пока давайте попробуем справиться самостоятельно!

– Ну что ж, – доктор внимательно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на безжизненное лицо пациента, – давайте попробуем.

Через два дня комната Алексея меньше всего напоминала жилую. Это снова была больничная палата со всем сопутствующим оснащением. И тело Майорова снова напоминало муху, опутанную паутиной проводов. И снова мерно посвистывали пульсометр сотоварищи.

И снова Алексей был в коме.

В общем, внешне все было по-прежнему, но только внешне. Внутренний шторм не утихал. Сознание Алексея, вырвавшись на свободу, бушевало и билось, пытаясь вернуть контроль над телом. Но… Не получалось. Не получалось НИЧЕГО. И это приводило Алексея в ярость, и хорошенечко вымачивало в этой ярости, превращая сознание в ослепительный сгусток, не способный контролировать чувства и эмоции, не способный мыслить и рассуждать.

И заставляющий Алексея балансировать на узком и обрывистом краю, за которым притаилось необратимое безумие.

Но Майоров не замечал этого, беснуясь и хрипя, разбивая в кровь руки, изранив босые ноги осколками надежды. И безумие почти получило его.

Но в последний момент родное «папа!» укутало пылающий разум прохладным уютным облаком, успокоило звенящие нервы, вернуло уверенность в себе, превратило кипящую лаву ярости в холодный металл гневной силы.

«Спасибо, солнышко, я в порядке!»

Какое-то время Алексей занимался наведением внутреннего порядка и скоростным залечиванием повреждений, а затем решил начать с малого: вернуть контроль над зрением.

На это ушло еще три дня, тело тупо уперлось и подчиняться разуму отказывалось категорически. Но ясным морозным утром двадцать седьмого декабря Алексей Майоров открыл глаза. Именно Алексей, а не его тело.

В комнате было пусто. Ставший уже привычным писк аппаратуры оказался единственным звуком, обитавшим в этом пространстве. Хотя нет, с ним явно диссонировал какой-то посторонний хрип. Спустя какое-то время, выстроив длиннющие затейливые логические цепочки и пройдя вдоль них, Алексей приплелся к неутешительному выводу: автором и исполнителем сиплого надрывного хрипа является он сам. Дышит он так, оказывается. Мило.

Глаза, сопя от усердия, старались изо всех сил. Удалось рассмотреть почти всю комнату, вот только ракурс был не очень удобным. Чтобы увидеть входную дверь, приходилось измываться над глазными шариками самым подлым образом, загнав их в правый крайний угол.

Очень хотелось повернуть голову, но увы… Мало ли кому чего хочется? Терпение, друг мой, терпение.

А вот его как раз осталось очень мало. Сложив на груди руки и нахмурившись, над Алексеем нависла необходимость срочно провести в себе комплекс изыскательских мероприятий по поиску нового, практически неисчерпаемого месторождения терпения.

Потому что Майорова буквально разрывало на части желание снова быть здоровым и сильным, вернуть себе способность управлять своей жизнью и расставить в этой жизни все по своим местам. Место госпожи Гайдамак и господина Голубовского очень дурно пахло, поэтому было пока прикрыто массивной задвижкой. Несмотря на все зло, причиненное этой парочкой, самым мучительным, выворачивающим наизнанку стремлением Алексея была вовсе не месть. Это потом, это никуда не уйдет.