Крутой секс - Дмитрий Стрешнев

— Видите ли, — начал Потапов, но слегка замялся. — Мы тут как бы придумали себе некоторое умственное развлечение. Мы играем в буквы.

— Играете в буквы? С лестницей? — изумился Сева.

— Не понимаю, почему бы откровенно не сказать, что это не игра, а война разума против никчемного мира, погрязшего в бездушной и наглой рекламе! — вмешался Филипп Марленович.

— Да нет же, Филипп! — возразил профессор. — Это просто игра изощренного ума! Филологический, так сказать, каприз!.. Короче, Всеволод, мы ищем подходящую вывеску и снимаем с нее буквы, чтобы получился другой смысл. Занятный такой, знаете ли… Веселый… — при этом профессор помахал в воздухе руками, показывая, какой должен быть занятный этот самый смысл.

— Извините, — сказал Сева, — но я ничего не понял.

— Давайте я вам поясню на примерах, — сказал профессор, вдохновляясь и загораясь внутренним огнем. — Вы заметили, к примеру, сколько развелось в последнее время вывесок «Стоматология»?

Сева подтвердил, что заметил.

— Но иногда, — продолжал профессор, — когда идешь по улице, то отдельные буквы на вывесках и на рекламах что-нибудь заслоняет: дорожный знак, или фонарный столб, или другой щит с рекламой. И вот представьте, что у слова «Стоматология» исчезла первая буква!

— Ну и что? — пожал плечами Сева.

— Как — что?! Получается: «Томатология»! Наука о томатах! Разве не смешно? А мы специально снимаем буквы, чтобы человек шел — и читал: «Свежие рты» вместо «Свежие торты», «Распродажа Таней» вместо «Распродажа тканей»!.. По ночам ездим — и снимаем буквы!

— Но зачем? — воскликнул Сева.

— Мы привыкли что-то делать! — гордо сказал профессор. — Творческие силы ищут выход и находят его!

— Так ходили бы на выставки, в театры!

— Современный театр — бред и пошлятина! — категорически сказал Филипп Марленович. — Мы сами себе организуем захватывающий театр! — и он показал рукой в окно — туда, где в небе над крышами домов висел тлеющий отсвет рекламных огней.

— Признайтесь, что вы делаете это просто для самоутверждения — и я снова буду относиться к вам, как к нормальным людям, — сказал Сева.

— Между прочим, — заметил на это профессор, — даже самые бесполезные идеи порой приносят пользу. Алхимики, например, гоняясь за химерой философского камня, мимоходом изобрели порох и макароны.

— А мы, например, спасли вас. Хотя пока непонятно, насколько это полезное дело, — в меру грубо добавил Филипп Марленович.

Сева прикусил язык.

Чтобы всех примирить, Костик громко сказал:

— Совершенно правильная мысль. Никогда не спешите делать незнакомым людям добро. Однажды я ехал в троллейбусе, видим: бежит человек, а двери уже закрываются. Пассажиры, разумеется, кричат водителю: «Подождите! Человек бежит!». Тот добежал, влез в салон, говорит: «Спасибо», а потом: «Билетный контроль. Предъявите талоны и проездные!».

— Хотя я уважаю юмор, но не понимаю, как можно шутить в такой ситуации, — сказал профессор, выслушав очередную Костикову историю. — Нам же надо спасать Катю! Едемте ко мне! Мы разыщем телефон Зашибца!

— Да уж, думаю, что в этих стенах нам оставаться совсем ни к чему, — согласился Сева.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Половина луны висела над городом как топор.

— Ух, высоко! Какая же вывеска привела вас сюда, Аркадий Марксович? Что-то я ничего не вижу.

— Она находится с другой стороны крыши, — пояснил профессор. — Это реклама бытовой техники фирмы «Бош». Там такая надпись: «На нас можно положиться». Мы собирались снять две последние буквы.

— Крутая штанга! — восхитился Костик.

— А по-моему, довольно банально, — заметил Сева. — Неужели вы думаете, что это кто-нибудь заметит, не говоря уже о том, что оценит?

— Почему же! — заерепенился профессор. — Один раз наше творчество даже попало в прессу! Это было с вывеской «Все виды кровли».

— И что же вы с ней сделали? — спросил Костик.

— Мы сняли букву «Л» в последнем слове! — гордо сказал профессор.

— Классно! — восхитился Костик. — А какая фенька у вас была самая крутая?

Профессор сконфуженно захихикал.

— Честное слово, неудобно как-то говорить…

— Не надо быть рабом буржуазных предрассудков! — вмешался Филипп Марленович. — Тем более, что идея, профессор Потапов, была ваша.

— Так какая вывеска пала жертвой могучего профессорского ума? — поинтересовался Костик.

— «Ссуды в кредит», — проговорил профессор после некоторой заминки.

Костик захохотал.

— Догадываюсь! Гениально! Две последние в первом, правильно?

Профессор Потапов сморщился то ли от смущения, то ли от удовольствия, то ли от того и другого сразу.

— Послушайте! — возмутился Сева, которому было не до гениальных ученых шуток. — Я между прочим только что потерял жену! Может все-таки займемся поисками Кати?

— В самом деле! — спохватился профессор. — Дорога каждая минута! Скорее вниз!

Сева лег грудью на подоконник и высунулся наружу.

— Откровенно говоря, вызывает трепет струн в душе… И как вы не боитесь так лазить? Это хуже, по-моему, чем под землю.

— Лучше всех лазает Филипп Марленович, он отчаянный. Даже по водосточной трубе ухитряется. Здесь дом вообще старый, затейливый. Если бы мы вас не встретили, то по этому карнизу Филипп Марленович дополз бы вон до той пожарной лестницы…

Костик посмотрел на обоих ученых с сомнением. Действительно, о профессоре с первого взгляда можно было подумать, что он безобидный, как огурец, но после их приключений в подземельях Сева знал, что это не так.

— Так вперед! — воскликнул Потапов. — Точнее — вниз!

— Подождите! — вспомнил Сева. — Я должен захватить одну вещь.

Он вытащил из-за кресла блестящий металлом чемоданчик.

— Меня попросили за ним присмотреть две девушки. Из-за которых я, откровенно говоря, и попал в эту историю.

— И что — красивые девчонки? — слегка изменившимся голосом поинтересовался Костик, в голове у которого пережитое накануне сплелось с услышанным от Потерянного и стало стремительно связываться в единый сюжет, уже известный нам с вами.

— Какая разница, красивые или нет! — в сердцах сказал Сева. — Мне они абсолютно до лампочки!

— Держу пари, — продолжал Костик, — что у одной на шее были красно-зеленые стекляшки, и что обе интеллектом не блистали. Верно?

— Да уж, не блистали, — согласился Сева.

— С интеллектом у нынешнего поколения туго. Не удивлюсь, если некоторым молодым людям придется объяснять, что секстант и секстет не имеют никакого отношения к сексу, — заметил Филипп Марленович, залезая на подоконник и опуская ногу в пропасть.