Школа для дурака - Ак-патр Алибабаевич Чугашвили

боли, чувствую досаду на то, что всё выходит так глупо, резко разворачиваю её и бью кулаком в живот, её тело сгибается, я нагибаюсь, сжимаю ладонями её щиколотки (такие изящные, тонкие) и собираюсь разогнуться, и рвануть её ноги вверх, и в этот момент слышу сзади интеллигентное покашливание – я вам не помешала?

В дверях бухгалтерии стоит БМВ – Болтанкина Мария Владимировна, словесница способная вытрясти душу из любого, самого необучаемого двоечника – я за квиточком зашла, но если вам некогда, то я загляну позже.

Люда хрипит, я отпускаю её, БМВ сурово разглядывает нас обоих, я скороговоркой произношу – девушка что – то не то съела, стала задыхаться, хотел дать ей подышать, свежий воздух, знаете ли.

– Мария Владимировна, хотите сделать доброе дело?

– Я всегда на стороне добра.

– Помните газету, пожалуйста.

– А зачем?

– Мните – мните, я всё объясню.

Она усиленно разминает газету окольцованными пальцами – хватит?

Я пробую край газеты рукой – нет, ещё недостаточно мягкая, помните еще, пожалуйста.

БМВ мнёт газету с отчётливым выражением злости на лице – достаточно?

– Ещё чуть – чуть.

– Вы обещали объяснить мне, для чего это необходимо.

– Видите ли, в детстве я с родителями (выразительно смотрю на Люду) жил в коммуналке, кроме нас там жило ещё три семьи, вечные очереди на кухне, в ванную, в туалет, туалетной бумаги никогда не было, и с тех пор я глубоко убеждён – нет ничего лучше для моей спартанской задницы, чем хорошо помятая дружескими, добрыми руками газета, давайте сюда, вы действительно очень добры, а теперь я иду в туалет.

Ни слова не говоря, БМВ выходит из бухгалтерии, Люда вытаскивает из ноутбука мою флешку и швыряет на пол, я поднимаю её, заговорщицки подмигиваю Люде и говорю – твой младший братик ходит в седьмой садик, да? Такой маленький, а уже без взрослых, ай – яяй –яй, какая неосторожность, думать, что если дом рядом, то с малышом ничего не случится, современные улицы полны опасности.

Лицо Люды белеет, и становится каким – то варёным, она смотрит на меня с ужасом, не моргая. Я выхожу из бухгалтерии, напевая:

– И пусть гуляют с ней собаки, а не такой орёл как я!

17.

– Ну чего, ты готов?

– Уже пора?

– Да, пошли.

Мы входим в актовый зал, безвкусно украшенный золотистыми шариками – кривоватая надпись «В добрый путь» отчётливо заваливается вправо, пухлые связки полусдутых шаров цвета национального флага дрябленько трепещут в углах зала.

– Дизайнера приглашали, кучу бабла отдали за эту роскошь.

– Да, впечатляет.

Мы садимся на втором ряду (первый уставлен табличками с угрожающей надписью «Администрация».

– Сейчас будут долго и уныло петь песни, самые скудоумные дуры, из числа тех, кто и в школу – то почти не ходил, будут реветь от полноты чувств, в общем, готовься, всё будет медленно и печально.

– Откуда ты знаешь?

– Давно здесь работаю, у них двадцать лет один и тот же сценарий.

Первый ряд заполнился представителями администрации, не прошло и получаса, как заиграл гимн, по окончании которого, в центр зала вышла директриса, верная своему принципу в одежде – на ней была застиранная, бесформенная простыня, несколько раз обёрнутая вокруг мощного тела.

– Чувствую себя как в вытрезвителе, там тоже в такие штуковины клиентов заворачивают.

Учительница начальных классов, сидящая рядом, громко фыркнула и погрозила короткопалому пальцем.

– Уважаемые товарищи родители, дорогие наши выпускники, вот и настал торжественный момент, которого мы все так долго ждали, сегодня для вас прозвучит последний звонок. Но мы не прощаемся с вами, нам предстоит экзаменационная сессия, и я верю, что в конце июня мы вновь соберёмся здесь в полном составе для того, чтобы вручить вам ваши аттестаты. А сейчас слово представляется представителю (прямо масло масленое – гха – ха) – первый ряд угодливо засмеялся – слово представляется нашему дорогому другу из управы района «Дышащее Подгузниково» Крохоборову Дормидонту Калистратовичу!

– Во, опять он тут, он тебе никого не напоминает?

– Да нет, вроде бы.

– «Афонь друг, ты мне рупь должен!»

– Точно, это же он, вылитый!

Дормидонт Калистратович чинно вышел к микрофону, взял его в руку и стоял молча минуты полторы. Испещрённое багровыми прожилками лицо, мутные, выцветшие глаза, манера шмыгать носом – всё выдавало в нём поборника здорового образа жизни.

– Эта, я, в общем,… каждый год прихожу сюда… в стены школы… лучшей школы нашего округа..Милена Власьевна любезно приглашает, а я прихожу,… она приглашает, а я прихожу.. ну чёт я увлёкся… так вот.. всегда приятно здесь быть.. бывать.. приходить.. а особенно приятно сегодня, потому что … выпускной! То есть.. последний звонок.. всех с последним звонком!

Присутствующие облегчённо выдохнули – настолько тяжело давалась человеческая речь представителю местного самоуправления – и зааплодировали. Короткопалый громко крикнул – браво!

– Браво!

Несколько минут бушевала самая настоящая овация, ошарашенный таким приёмом Дормидонт растерянно бегал глазами, в этот момент подбежала ученица младших классов и протянула ему пакет, (отчётливо звякнуло бутылочное стекло), и букет цветов, осчастливленный, он громко сказал в микрофон – спасибо, я пошёл дальше, в другие школы нашего округа, надо поздравить всех!

– Слово предоставляется нашим родителям!

Две женщины вышли к микрофону, они явно испытывали неловкость от сконцентрировавшегося на них всеобщего внимания, первая из них плакала, не стесняясь, и не вытирая слёз, вторая, преодолев робость, протараторила в микрофон – дорогие учителя, уважаемая Милена Власьевна, мы благодарны вам за то, что все эти годы вы воспитывали наших детей днём, а мы.. ночью!

Аплодисментам, раздавшимся вслед за этой речью позавидовал бы сам Дормидонт, зал грохотал, свистел, слышно было восторженное – ооо! Сконфуженные представители родительского комитета подбежали к директрисе, клюнули её в обе щеки, и потрусили на свои места.

– А теперь, наши любимые выпускники исполнят для вас несколько песен.

Занавес отъехал в стороны, и на сцене остались одиннадцатиклассники стоящие в три ряда. Скорбь всего мира была написана на их лицах, траурно возведённые вверх глаза, дрожащие губы, похоронное впечатление усиливал здоровенный детина в чёрном костюме, стоявший в третьем ряду, он так крепко стиснул зубы, что казалось ещё минута, и он начнёт выплёвывать раскрошившиеся осколки. Девочка с кукольными щёчками и детскими бантиками в волосах, сделала шаг вперёд и замогильным голосом произнесла – молодость моя, география..

Делая страшные глаза, дети старательно, и очень нудно затянули «по долинам и по взгорьям», в середине песни, две сестры – близняшки из второго ряда начали «таять» – по щекам потекла тушь вперемешку со слезами.

– Видал? Что я тебе говорил? Как думаешь –