Ночной мороз - Кнут Фалдбаккен

Каково же было истинное соотношение сил в семействе Хаммерсенг?

— Я думала, тебе эти люди небезразличны, — сказала она.

— Так и есть! — ответил он, не подумав. Ее обвиняющий тон предполагал немедленный ответ. — То есть были небезразличны… Я же говорил, больше двадцати лет прошло… — Он замолчал. Он вновь повторяется.

— Ну, ладно…. Но сейчас ты, кажется, пытаешь искупить свою вину.

— Это всего лишь отношение к тому, что выясняется в ходе вашего расследования.

— И твоего собственного…

— Ты о чем это?

— Ты все понял!

— Я рассказал тебе о том, что я выяснил.

— Да, после того, как я надавила на тебя.

— Ну, хорошо, чего еще тебе не хватает?

О поездке в «Киви-на-шоссе» он умолчал.

— Может, капельки доверия? — Она поджала колени, словно стараясь случайно не коснуться его.

— С того момента, как произошла эта трагедия, тебя не узнать.

Он видел всю ее растерянность. Ему очень хотелось раскрыться ей навстречу, но он не знал, с чего начать. Во всяком случае, не сейчас: выпрямив спину и вжавшись в угол дивана, она смотрела на него так, будто он был основным подозреваемым по этому делу.

— Что эти люди сделали с тобой, Юнфинн?

Она не обвиняла напрямую, но он чувствовал, что в ее высказывании таится обвинение.

— Я не верю в несчастный случай, — выпалил он.

— У нас нет никаких оснований подозревать что-либо еще.

— А я в этом сомневаюсь все сильнее и сильнее.

— И на чем основывается твое мнение?

— На определенных моментах… — выкрутился он. Опять не смог промолчать. Снова она приперла его к стенке.

— Вот оно как? Ты опять проводил личное расследование или мы вновь будем разгадывать загадки и ребусы? — Она была беспощадна.

— Попробуй проверить один момент, — начал он, одновременно разозленный и удивленный ее выпадом. — И это не я «лично» вынюхал, как ты выражаешься. Это рассказал сам главный вынюхиватель на самом первом совещании. Ты тоже там была… — Он проницательно взглянул на нее и получил такой же взгляд в ответ. — Помнишь, он сказал, что супруги Хаммерсенг были женаты сорок один год? Очень похоже на Снупи, правда? Сорок один. Не «около сорока» или «примерно сорок», а «сорок один». Точность во всем! Так вот, мы с их сыном Клаусом одного возраста, то есть ему тоже сорок три. Значит, когда они поженились, Клаусу было около двух лет. В наши дни о такой чепухе можно было бы и не упоминать. Однако сорок лет назад это считалось великим позором. Особенно для милых жителей маленьких городков. Это может означать одно из трех. Первый вариант: сын стал плодом внебрачной связи. Но зачем они два года ждали, прежде чем поженились? Почему не поторопились, чтобы скрыть такой позор? Или они решились усыновить ребенка и усыновили двухлетку. В таком случае этот факт был прежде не известен, и я не знаю, подтверждается ли он какими-либо документами. — В ответ она покачала головой. — Существует и третий вариант, — голос Валманна звучал по-прежнему воинственно, а ведь ему так хотелось рассказать ей об этом по-иному, — в этом случае Клаус — не сын Георга Хаммерсенга. Возможно, когда эти двое познакомились, у фру Лидии уже был сын, и Георг тоже скрывал правду, решив заботиться о нем и воспитать, как собственного ребенка. Тогда это — покрытая мраком семейная тайна, которая особенно осложняла отношения между ними, когда Клаус вырос и не смог оправдать надежд Георга.

— Не оправдал надежд? Я-то думала, этот парень был звездой во всем, кроме спорта, разве нет?.. — По ее лицу было невозможно понять, как она отнеслась к его рассказу.

— Он был маменькиным сынком. Выбрал музыку. То есть сначала выбрал музыку. Отец не смог вынести этого, и они страшно поссорились. Дошло даже до рукоприкладства в общественном месте, в старой, уважаемой университетской библиотеке. Немного позже Клаус бросил музыку, переехал в Тронхейм и начал изучать естественные науки. Можешь себе представить, каковы были отношения в их семье в то время.

— Откуда ты это узнал?

— От нашего бывшего одноклассника. Я разговаривал с ним сегодня.

— Ты выкапываешь сведения по этому делу, по моему делу, которое к тебе никакого отношения не имеет! Ты расспрашиваешь бывших одноклассников!

— Анита, — произнес он, — пожалуйста! Я же рассказывал тебе о встрече с выпускниками, которая состоится уже через месяц?! Организатор попросил меня помочь им разыскать Клауса Хаммерсенга, от которого уже много лет ни слуху ни духу. Когда мы встречаемся, то болтаем, так? Вот так эта история и выплыла. Могла бы и поверить мне, вместо того чтобы сомневаться во всем, что я говорю и делаю!

— Сомневаться? Я не сомневаюсь в тебе. Но ты же ничего не объясняешь, ты просто вдруг сообщаешь что-то. Ты вообще представляешь, что скажет Снупи, узнай он, что ты вынюхивал что-то на месте преступления по его делу? Он бы тебя до самого начальства дотащил!

— Именно поэтому я и молчу.

— Но мне-то можно!..

— Не хотел вмешивать тебя в… — Все оказалось совсем не так просто. Разговор уже превращался в ссору. Повышенные тона. Тяжелое дыхание. Горящие глаза.

— Я просто не понимаю, почему для тебя так важны эти люди, с которыми, по твоим же словам, ты не общался более двадцати лет. Стоит их упомянуть — и ты становишься другим. Этот Клаус, он нравился тебе? Ты любил его? И ваше расставанье было таким тяжелым, что ты до сих пор не можешь говорить об этом? Что произошло, Юнфинн? По-моему, ты сейчас же должен мне рассказать обо всем!

Он попытался ответить быстро и по существу, но не смог придумать ответа. Вместо этого он дотронулся до ее руки, но она отстранилась.

— Я понимаю, что тебе нелегко…

— Кто сказал, что мне нелегко? — Он рывком поднялся с дивана, словно собираясь уйти, но остановился посреди комнаты. Идти ему было некуда, к тому же ее взгляд был прикован к нему и не давал уйти. Из-за этих вопросов без ответа он стоял словно привязанный. Он опустился в кресло. Нейтральная территория. Диван оккупирован. Он чувствовал себя ничтожеством.

— Ладно, — она успокоилась, — но то, что произошло между отцом и сыном двадцать лет назад не могло особенно повлиять на обстоятельства этих смертей. Клаус, по твоим словам, исчез. И сестра его — тоже, о них никто ничего не знает. Их не видели в этом городе много лет. А если ты по-прежнему считаешь, что Георг Хаммерсенг затаил злобу против собственной жены и мог из-за этого убить ее, то позволь тебе напомнить, что он умер за неделю до нее. По меньшей мере за неделю!

Первые звезды уже мерцали на все еще светлом вечернем небе, цвет которого сгущался у низкой темной полосы леса в Несланде. Контуры столбиков у ворот и голых декоративных кустиков возле окна гостиной сливались и казались различными оттенками серого. Это время года всегда неприятно ассоциировалось у него с работой в саду, которую в последние годы он совсем забросил. Теперь же все было иначе. Свет, еще живущий в ясном небе, сумерки, опускающиеся на палисадники, голоса редких пешеходов, черные дрозды, иногда пролетающие мимо… Взросление. Молодость. Весенняя свежесть после долгой зимы взаперти. Прогулки. Вечеринки. Объятия. Можно, шатаясь от усталости, возвращаться домой по пустынным улицам, ясным ранним утром, перетекающим в сонный день, ни к чему не обязывающий, лишь к дремоте. Даже когда он был подростком и молодежи Хамара особо пойти было некуда, они умудрялись найти местечко. Чьи-нибудь родители в отъезде или свободный подвал. Вечеринки по выходным, чтобы выплеснуть излишек энергии. Предохранительный клапан. Замена самостоятельной жизни. Вседоступность. Прыжки через пропасть, по одну сторону которой лежит безопасное детство, а по другую — жестокий мир, в котором за поступки приходится отвечать.