Выбор оружия - Александр Проханов

– Мои друзья – низкорослые жители пустыни. Пришли сюда после взрыва Вавилонской башни. – Белосельцев чувствовал легкое непроходящее опьянение. – Они принесли сюда с севера старинные культы и знания. Рецепты древней магической кухни. Приготовят нам обед из черепашьих яиц и запеченной на углях змеи. От этой пищи в нас проснутся реликтовые инстинкты, и мы станем понимать язык змей, черепах и кузнечиков.

– Укус змеи очень опасен, – сказал Маквиллен. – Лучше не наступать на змею. Лучше обойти ее стороной. Так сказано в Священном Писании.

– Будешь обходить ее стороной и наткнешься на другую змею. Придется и ее обходить.

– Лучше сделать крюк, но обойти змею стороной. Так сказано в Священном Писании. «Блажен муж, обходящий змею стороной…»

– Не помню этих строк про змею. Помню про акрид и кузнечиков…

Они катили вдоль низкого кустарника, на котором висели жухлые длинные листья, напоминавшие засохшую иву. Белосельцева качнуло вперед. Машина затормозила. Он увидел сквозь лобовое стекло на шоссе, на синем асфальте приближавшийся ворох сухих колючих ветвей, перегородивших путь. Машина уперлась в ветки радиатором. Водитель, недовольный, ворча, начал выходить из машины. Боковым зрением Белосельцев заметил движение сзади на шоссе. Оглянулся – несколько людей вытаскивало на асфальт кривое бревно, кидало его на дорогу, преграждая автомобилю отступление. Из кустов на обочину, пригибаясь, цепкие, как обезьяны, выпрыгивали люди в камуфляже и темных масках-чулках. Розовели глазные отверстия, шевелились, что-то кричали губы в прорезях. В руках были автоматы. Один из них поднял короткий ствол и, согнув локоть, выпустил вверх длинную пульсирующую очередь, наполнившую воздух дымной стеклянной вибрацией.

– Засада!.. – крикнул водитель, высокий, в малиновом сюртуке с серебряными позументами, в картузе с огромным козырьком. Быстро стянул огромную, с раструбом перчатку. Выхватил из-за пояса пистолет и начал стрелять в набегавших людей, промахиваясь, заставляя их скатываться обратно с обочины. Не заметил, как с другой стороны дороги, сзади, набежал на него здоровенный зачехленный, в маске детина, ткнул в затылок железным прикладом, повалил. Стал бить ногой в голову, в пах, в живот, в серебряные позументы, в яркий, как у клоуна, картуз.

– Это не ваши друзья, Виктор? – спросил Маквиллен, и Белосельцева поразил его спокойный иронический тон среди стрельбы, угроз, криков боли. – Я ведь говорил, лучше сделать крюк и обойти змею стороной.

Двери машины раскрылись, с двух сторон просунулись автоматы, наклонились черные маски с жарко дышащими розовыми губами. Что-то непонятно, угрожающе выкрикивали.

– Нас любезно просят выйти, – все так же невозмутимо, с легкой ироней сказал Маквиллен.

Белосельцев, нагнув голову, вытянув шею, стал вылезать из машины. И по этой открытой шее, в основание черепа получил удар, оглушивший его на мгновение. Когда он пришел в себя, то лежал лицом вниз, на песчаной обочине, у резиновой автомобильной покрышки. Рядом находилась окровавленная, с мерцающими глазами голова шофера, его слипшиеся курчавые волосы. Тут же, у самых щек, стояли пыльные солдатские бутсы с кручеными, желтого цвета шнурками.

Раздавались голоса, среди которых Белосельцев узнал Маквиллена. Язык, на котором они изъяснялись, был незнаком, напоминал ломаное европейское наречие, замурованное в толщу иного языка. «Африканер». Белосельцев старался выловить смысл из непонятных, сытых и сочных звуков чужой речи.

– Засада!.. – жарко зашептали разбитые, в кровавых пузыриках, губы шофера. – Подразделение батальона «Буффало»!.. Маквиллен подставил!.. – Белосельцев, приходя в себя, вспомнил, как минуту назад шофер стрелял в нападавших. Он не был шофером из бюро путешествий, был приставлен Аурелио. Сам же Аурелио, обещавший прикрытие, не поспел на этот пустынный километр шоссе. – Или здесь расстреляют, или уведут в ЮАР, – продолжал говорить шофер. Пыльный тяжелый башмак отделился от обочины и с силой опустился на ухо шофера, вдавил голову в землю, отчего глаза его в муке выпучились, а из губ густо хлынула кровь.

Белосельцев вспомнил, что за поясом у него пистолет. Шевельнул бедром, почувствовал у живота твердую выпуклость.

Можно стремительно перекатиться на спину, в кувырке извлекая оружие. Вскочить на колено, передернуть затвор и, ведя руку веером, расстрелять обойму в черные глазастые маски, пока автоматная очередь не погасит зрелище солнечных зарослей, бегущих пятнистых фигур, синего, убегающего в бесконечность шоссе.

Можно остаться лежать, дожидаясь, когда тебя свяжут. Пинками, толчками погонят в заросли, на далекий проселок, где притаился заваленный ветками джип. Увезут в расположение воинской части, в отделение контрразведки, где спецы с кулаками снимут первые полевые допросы. Годы тюрьмы, в каменном мешке, без писем, без связей с родными и близкими, пока, иссохшего, потерявшего память, его не обменяют на другого разведчика, чье имя останется для него неизвестным. Проигравший, он вернется домой с черного хода, чтобы чахнуть остаток дней, стараясь понять, что случилось, почему, рожденный для подвига, для великого деяния и чуда, столь бездарно промотал свою жизнь.

Сквозь боль, унижение, глухую ломоту в затылке он вдруг испытал жаркую слепящую ненависть к тому, кто его обыграл. Оказался умней и счастливей. Обольстил речами. Обволок сладкой патокой разглагольствований. Выманил из Москвы. Умно и точно провез по африканской дороге. Привел в западню. Как бабочку, поймал в сачок. И теперь надо ждать, когда осторожные, чуткие пальцы нащупают его в кисее, оборвут жизнь.

Маквиллен – вот кто был его целью. В него, единственного, он направит свой выстрел. Унесет с собой жизнь врага.

Белосельцев, лицом в песок, вслушивался, стараясь по голосу определить местонахождение Маквиллена. Чтобы, выигрывая секунды, перекатиться на спину и с земли, вытягивая пистолет, выстрелить в ненавистное лицо, в голубые, под белесыми бровями глаза. Маквиллен что-то настойчиво выговаривал невидимому собеседнику, Белосельцев начал сжимать мускулы спины, живота, напрягал плечевую мышцу, готовясь к кувырку.

Далеко, на шоссе, и выше, в пустоте неба, раздался стрекот мотора. Будто подлетал вертолет. Оттуда, где стрекотало, понеслись твердые долбящие стуки. Вслед этим стукам режущие, секущие трески прочертили кустарник, будто сквозь ветки ломился сильный и быстрый зверь.

Бутсы у глаз исчезли. Белосельцев приподнял лицо. На далеком, сбегавшем с горы шоссе приближались машины – лакированный, блестевший на солнце джип и маленький грузовик с открытой платформой. Оттуда, с платформы, бесцветно и блекло пульсировало пламя. Снаряды скорострельной зенитки врывались в кустарник, срезая ветки, впивались в обочину, подымая фонтаны песка, чертили асфальт, выхватывая из него вязкие шматки гудрона.

Машины увеличивались. Были видны спаренные, дрожащие от выстрелов стволы зенитки, белое клочковатое пламя. Люди в масках минуту колебались, топтались у края дороги. По окрику командира кинулись разом с дороги, погружаясь в кустарник, исчезая среди вялых листьев, в путанице ветвей.