Грязная война - Доминик Сильвен

Подруги потешались над французским языком до самого Бельвилля. И проехали ресторан “Райское наслаждение”. Лоле хотелось есть, и она потребовала дать задний ход.

– Но мы же только начали расследование.

– Мне нужно подкрепиться, Ингрид. И потом, у меня самые дивные воспоминания о потрясающих пирожках, которые тут подают.

Она с сияющим видом уселась за стол, любуясь танцем скользящих тележек с едой. Лола устроила себе пир из кантонских, пекинских и тайваньских блюд, Ингрид же взяла лишь тарелку лапши и прихватила в салфетке несколько хрустящих пирожков для Зигмунда, который был ей весьма признателен.

Подруги оставили машину на улице Презантасьон.

Зигмунда, который уже почти потерял терпение, сидя в тесном салоне “твинго”, подруги взяли с собой. На облезлой стене дома, где располагалась сапожная мастерская с пыльной витриной, возле звонка висела табличка “ДХ”. Возможно, “Дети Христа” еще продолжали свою деятельность. Лола позвонила.

– Да? – булькнул неопределенный голос.

– Я на богослужение.

– Какое богослужение?

– Хочу обрести веру.

Щелкнул замок входной двери. Ингрид, Лола и Зигмунд вошли в холл, где пахло ладаном. Настроение экс-комиссара улучшилось. Ингрид надела солнечные очки, скрывавшие половину ее лица, объяснив, что лучший способ провести с собой Зигмунда – выдать его за собаку-поводыря.

Их встретила полненькая брюнетка в очках. Из-за футболки в черно-желтую полоску она напоминала пчелу, которая таскает мед у подруг.

– Я слышала замечательные отзывы о вашей общине, – сказала Лола. – Я бы хотела прийти к некоторой вере, то есть к твердой вере. Мне о вас рассказал один мой друг, Эме Банголе, африканский журналист.

– Это имя ни о чем мне не говорит, – ответила пчелка.

– Да, это уже лет пять назад было. Я тяжела на подъем, понимаете. Дорога к Христу бывает долгой. Мне бы хотелось сделать пробный шаг, прежде чем примкнуть к вашему братству.

– Пробный шаг, но…

– Посетить богослужение, где все ритмично раскачиваются. В располагающей обстановке. Где верующие заражают желанием славить Христа. Хочу поучаствовать в глорификации…

– Еще одно слово на “ция”, – пробормотала Ингрид.

Лола пнула ее по ноге.

– Богослужение должно состояться сегодня вечером…

– В котором часу?

– В девятнадцать тридцать, прямо здесь. А вы… мадам?..

– Жаклин Мартен, – на ходу сочинила Лола. – Да, именно так. А мою подругу зовут… Клод Франсуаз.

– Почти как певца Клода Франсуа?

– Да, но она слепая от рождения, так что скорее ее можно сравнить со Стиви Уандером, ее соотечественником. Она почти так же хорошо поет. Вы останетесь нами довольны. Значит, до вечера. Спасибо, вы были очень любезны.

На улице подруги спрятались от дождя под козырьком сапожной мастерской, и Ингрид спросила Лолу, как она собирается “прикончить время перед операцией глорификации”.

– У тебя есть клиенты?

– Нет, ради тебя я на сегодня отменила весь массаж, но вечером я танцую в “Калипсо”.

– Думаю, мы успеем. Пошли, убьемвремя в парке Бютт-Шомон. Зигмунду надо прогуляться.

– Лола, в парк нельзя с собаками.

– Слепым наверняка можно. Да и потом, охранник же не идиот. Зачем ему выходить под дождь? Небо благоволит нам, это ясно, – сказала Лола, молитвенно сложив руки. – Надо же, мне впервые не терпится попасть на церковную службу!

– Как тебе эта гидромелиорация?

Лола, не понимая, уставилась на подругу.

– Этот вялый бесконечный дождь. У меня впечатление, что это никакие не осадки, а небесная гидромелиорация. Кажется, что нас ждет новый вселенский потоп, а на самом деле это просто Господь орошает землю. Все-таки в словах на “ция” есть какая-то загадка.

– Да, например, превращение животного в человека называется эволюция, – подхватила Лола. – Но иной раз задумаешься, разве некоторые пушистые и миролюбивые приматы в философском смысле не выше нас по развитию? Так что все относительно. Надо знать это.

– Да, и тем не менее…

– Все так, Ингрид.

♦

– Все так, месье, да. Может быть, месье, но ничего не могу обещать. Да, вы правы. Сделаем, как договорились. Перезвоните через час или два. Лучше через час, ладно? Это очень важно.

Менар повесил трубку, швырнул телефон в мусорную корзину и уронил голову на стол. Карль подняла голову от бумаг и тут же опустила снова. Саша поинтересовался, в чем дело. Лейтенант процедил сквозь зубы, что “уже три часа допрашивает Африку без оружия, а та оказывает пассивное сопротивление”. Коллеги из Конго всегда оказывались не в том месте, где надеялись их застать. А когда наконец с ними удавалось связаться, они разыгрывали из себя дебилов, которых не волнует политика. Слово “сотрудничество” явно незнакомо окружению Туссена Киджо. Братьев и сестер у него не было, мать умерла, а из знакомых никто не хотел помогать полиции. Найти связь между Туссеном и адвокатом было все равно что “пытаться выиграть ралли Париж – Дакар на самокате”. Майор Дюген улыбнулся, вспомнив слова Марса. Под солнцем Киншасы не существует неприятных звуков. А этого сосунок Менар никогда не прочтет в своих дурацких книжках…

– Ты учился политическим наукам, так что наверняка слышал про Сунь-цзы.

Взгляд лейтенанта отражал занятную смесь любопытства и раздражения. И пока что побеждало раздражение: новичку явно не нравились методы шефа, и он с трудом скрывал это.

– Если сокол прикончил добычу с одного удара, значит, он нанес его в нужный момент.Терпение, Менар. И настойчивость.

Карль опять подняла голову, глянула на обоих собеседников и снова погрузилась в чтение. Менар предпочел промолчать и достал из корзины телефон. Саша отправился в кабинет комиссара, который хотел его познакомить с неким подполковником по имени Оливье Фабер: “Тип из нового французского ФБР и, по моему скромному мнению, редкий зануда”. Информации мало, но и этой хватило с лихвой.

Саша пожал руку французскому “федералу”. Прямые темные волосы, холодные голубые глаза, подбородок рассечен ямочкой, лицемерная улыбка страхового агента.

Марс тоже улыбался весьма любезно, но Саша достаточно хорошо знал своего шефа, чтобы понять, что он бы вполне обошелся без этой встречи в верхах. Первый раунд, беседа с глазу на глаз с человеком из внутренней разведки, длился уже около часа. Фабер пояснил, что его ведомство желало бы пролить свет на убийство Флориана Видаля, поскольку, как приближенный Грасьена, он был ключевой фигурой в отношениях между Францией и Африкой. Голос офицера звучал монотонно. Казалось, в нем сидело два человека – один читал заученный текст, другой наблюдал за собеседником.