Грязная война - Доминик Сильвен

В тусклых глазах мелькнуло беспокойство. Она повернулась к хозяину, чтобы заказать еще вина. Майор сделал знак прекратить вакханалию. Хозяин спрятался за кофеварку.

– Мадам Видаль, отвечайте на мои вопросы здесь, или я вас заберу. А у нас красного вина не будет. Учтите.

– Вы кого хотите арестовать-то? Меня или убийцу? Смотрите не перепутайте.

– Вы уже много лет живете на пособие по безработице. Деньги не пахнут.

– Ну, ладно. Приходила я к Флориану, чтобы дал мне немного. Имею право, нет? Он-то в детстве на мои деньги рос.

– И он дал вам немного?

– Держи карман шире. Это же крыса самая настоящая. Вытолкал меня в шею. Выродок.

– Хороший повод для мести. Поруганная родительская любовь.

– Нет, вы чё, издеваетесь? Не я это, мать вашу!

– Чтобы я вам поверил, впредь будьте сговорчивей. Она сделала большой глоток вина, с ненавистью глядя на хозяина бистро и его кофеварку. Было видно, что она взвешивает “за” и “против”. Саша дал ей поразмыслить.

– Ты упрямый, да? Старух не уважаешь, сразу видно. Ладно, твоя взяла. Приходил негр и доставал меня своими вопросами.

– Какими именно?

– Да все про Флориана. Каким он был в детстве. Когда встретил того мужика, который ему деньги дает. Грасьена этого. А я ничего не знала. Хитрый он был, этот черномазый, со своими вопросиками.

– Он говорил про убитого журналиста?

– Кажется, да. Еще один негр.

– Норбер Коната?

– Кона… чего? Не помню. Мне по барабану. Это ж когда было. Больше ничего не знаю. Оставьте меня в покое.

– Покой на тебя снизойдет, только когда у меня будет твое заявление, написанное по всей форме. Поедешь с нами в полицию, составим протокол.

– Так ты ж сказал… Ай, ладно, ясно. Все вы, паразиты, одинаковы.

– Поосторожней с оскорблением офицера полиции при исполнении. Придержи язык, он тебе еще пригодится.

Бернадетта пробурчала какие-то ругательства и крикнула хозяину, чтобы записал на ее счет. Тот не захотел ничего слушать. Похоже, боялся, что любимую клиентку с ее долгами увозят надолго. Изрыгая проклятия, мадам Видаль расплатилась и отправилась с полицейскими. Всю дорогу до набережной Орфевр она благоразумно молчала.

Прежде чем войти в кабинет, где ждала Бернадетта Видаль, Саша обернулся к Карль. И заметил ее нетерпение.

– Видаль ел на золоте, но родился на соломе. Любопытно, не правда ли?

– С этой святой[17]мы не зря потратили время, шеф.

Пока святая Бернадетта сообщила два важных факта: Туссен Киджо серьезно интересовался Видалем и его покровителем и думал, что оба адвоката как-то связаны с убийством его друга-журналиста.

– Видимо, лейтенант Киджо ворвался в эти райские кущи очертя голову, – продолжала Карль. – Со своими неудобными вопросами про смерть журналиста.

– А мы пока прижмем обворожительную мадам Видаль. И она не выйдет отсюда, пока не выдаст нам все, что помнит.

Зигмунд тихонько похрапывал, растянувшись на сиденье. Подруги не стали прерывать сиесту пса и отправились к Жану Тексье. Увидев старика снова, Лола была потрясена. Время изменило его гораздо сильнее, чем обычно бывает за такой срок. Его морщинистое лицо казалось каким-то блеклым, он потерял добрый десяток кило. Горе от потери единственного сына. А может, и болезнь в придачу? Когда жизнь избирает себе жертву, то не скупится на удары.

– А, комиссар Жост. Ну конечно! Прошу, входите.

Лолу охватило недоброе предчувствие. Тем временем Тексье, в полном соответствии с ее воспоминаниями об этом старом джентльмене, говорил, как он рад видеть ее после стольких лет. Недоброе предчувствие материализовалось в образе лохматого денди, которого никто не научил гладить рубашки. Взгляд говорил сам за себя. Чистокровный легавый.

– Мы с лейтенантом Менаром как раз говорили об этой страшной истории. Флориану Видалю было столько же лет, сколько моему сыну, это чудовищно.

Рой ангелов прошелестел над присутствующими. Менар воспользовался этим, чтобы взглядом ценителя оглядеть Ингрид. Затем нарушил молчание:

– А вы, простите?..

– Бывшая начальница Туссена.

– Знаменитая Лола Жост с дочерью, – сказал Менар, раздевая Ингрид взглядом.

– Ингрид Дизель, – ответила та, протягивая ему руку. – Никаких родительских связей.

– Родственных, но это пустяки. У вас прекрасное произношение!

С каким удовольствием Лола взяла бы ведро ледяной воды и вылила на гребешок этому петуху.

– И вы здесь в качестве друзей. Конечно же.

Тексье пришла счастливая мысль выпроводить молодого нахала. Вернулся он с озабоченным видом.

– Что-то не так?

– Буду откровенна с вами, Жан. Мои бывшие коллеги не в восторге от того, что я сую нос в дело Киджо.

– Вы им не доверяете?

– На них давит начальство. А я свободна как ветер. Тексье посмотрел на нее с бесконечной печалью. Он потерял надежду, что кто-то когда-нибудь отыщет убийцу сына. Лола вспомнила, что он говорил ей пять лет назад: “Туссен сунулся в грязную политическую аферу. Мы муравьи по сравнению с ними”. Вряд ли его мнение изменилось.

– Вы должны мне помочь. Благодаря делу Видаля все можно начать с нуля. Тут наверняка есть связь. Невозможно убить двоих таким способом без всякой причины, даже пять лет спустя.

– Лейтенант Менар спрашивал меня, знал ли Туссен Видаля. Но мой ответ “нет”, Лола. По крайней мере, сын никогда не говорил мне о нем. Я узнал о его существовании из газет, как и все. Потом Менар спрашивал про Норбера Конату.

Саша не вчера родился и времени зря не терял.

– Я тоже знаю, что Туссен интересовался смертью этого журналиста.

– Норбер был его лучшим другом. Когда Туссен вернулся из Киншасы, он очень переменился. В то время я считал неудобным обсуждать это с вами. Никакой связи с его смертью как будто не было, да и я думал, что Туссен рассказал вам…

– Вы хотите сказать, что Туссен ездил в Африку на похороны своего друга-журналиста?

– Да, в апреле. За несколько месяцев до смерти. Лола как стояла, так и опустилась на первое попавшееся сиденье. Все эти годы они работали бок о бок с Туссеном, а она его толком не знала. Она считала, что они доверяли друг другу. Дружили. Как она могла ошибиться? Ингрид похлопала ее по руке:

– Лола, ты как?

– Я думала, у нас нет друг от друга секретов. Или почти нет. Однако он скрыл от меня смерть своего лучшего друга. В комиссариате он говорил, что ездил на родину в отпуск. “Замечательно съездил”. Как сейчас помню его слова.