Леон и Луиза - Алекс Капю

Тут он заметил красивый, чуть помятый автомобиль, который стоял, не заглушив мотор, на другой стороне бульвара, на площади Дю Квебек. То был нежно-зелёный «рено-торпеда-172», легко опознаваемый по заострённой задней части кузова, которой он был обязан своим названием. Пару лет назад Леон заглядывался на эту элегантную и быструю двухместную машину, когда она вошла в моду на парижских улицах, и какое-то время тайно прикидывал, сколько месяцев он мог бы откладывать четверть, треть или пятую часть своей зарплаты, чтобы позволить себе внести первый взнос.

Но поскольку он был здравомыслящим человеком, он никогда не упускал из виду тот факт, что у него как отца семейства не было оправданной причины отдавать четверть, треть или пятую часть зарплаты за двухместную машину. Его жена временами посмеивалась над его тоскливыми взглядами, которыми он провожал проезжающие мимо «торпеды», и он тогда постоянно утверждал, что пялился совсем не на машину, а на красивую женщину на другой стороне улицы.

Леон не видел, как эта «торпеда» подъехала, так что она, должно быть, уже стояла там некоторое время. Верх был закрыт, выхлоп дымил, за отражающим ветровым стеклом смутно прорисовывались очертания. Маленькие круглые фары над помятым передком, казалось, подмигивали ему, чёрная круглая дыра в погнутой решётке радиатора что-то кричала ему, и вся машинка, казалось, дрожала в нетерпеливом ожидании, что Леон, наконец, встанет, перейдёт через дорогу и сядет в неё.

Он неуверенно поднялся, одной рукой положил на стол деньги, а другую на пробу поднял для приветствия – и тут пассажирская дверца распахнулась, и с водительского места женская рука поманила его к себе.

Леон ещё стоял одной ногой на тротуаре, а второй в машине, когда «торпеда» тронулась и элегантно встроилась в транспортный поток бульвара Сен-Жермен. Он упал на сиденье, открыл рот, чтобы поздороваться с Луизой, но не вымолвил ни звука, потому что простое, затёртое «бонжур» или «привет» казалось ему слишком банальным в этой необыкновенной ситуации.

Поэтому первой заговорила Луиза.

– Целоваться не будем, – сказала она. – Не будем бросаться друг к другу на шею, договорились? Не будем орошать наши лица слезами и вытирать их друг у друга, и не будем вырезать на тысячелетних липах сердечки и клясться в вечной любви.

– Как скажешь, – согласился Леон.

На голове у Луизы был кожаный шлем и автомобильные очки с зелёными стёклами. Она сделала сильную «перегазовку», энергично переключилась со второй на третью передачу и резко свернула направо, на улицу Бонапарта.

Когда «торпеда» скользила по мокрой от дождя булыжной мостовой, Леон застрял руками и ногами между приборным щитком и пассажирской дверцей. В ногах у него валялся синий эмалированный котелок, слегка подкопчённый снаружи. Луиза управлялась с машиной точными быстрыми движениями, лицо её сияло.

– Перестань таращиться. Лучше смотри на улицу.

– Я не таращусь, я только смотрю. У тебя роскошная машина.

– Четыре цилиндра, без проблем разгоняется до шестидесяти километров в час.

– Я знаю, – сказал он. – «Торпеда» взяла пару лет назад Кубок Альп.

– Два раза подряд. Я подарила её себе к юбилею моей службы в банке Франции. Она была уценённая, из-за пары вмятин.

– Только название не очень подходит.

– Почему это?

– Потому что «торпеда» заострена впереди, а не сзади.

– Если хочешь, я могу ехать на задней передаче.

– Ты работаешь в банке Франции?

– Уже пять лет.

– Неплохо.

– Нет. Со мной там обращаются как с последней машинисткой.

– Почему?

– Потому что я и есть последняя машинистка. Целый день перепечатываю таблицы с калькуляциями, да ещё и по пять раз.

– Поэтому и «торпеда»?

– Именно так.

– На велосипеде больше не ездишь?

– Если мне куда-то надо, еду на машине. И если мне никуда не надо, я тоже еду на машине.

– А если ты едешь на море?

– Тогда-то уж я точно еду на машине.

– Тогда почему я видел тебя в метро?

– Машина была в ремонте.

– Ты работаешь в главном офисе?

– На площади Виктории.

– А я уже десять лет сижу на набережной Орфевр. Это всего в паре сотен метров от тебя.

– М-да, – сказала Луиза. – Значит, мы с тобой несколько лет подряд просиживали задницы совсем рядом друг с другом. Вот незадача-то.

– Да.

– Давай немного помолчим. Выедем немного за город, если ты не против. Поговорим потом.

Луиза переключилась с третьей на четвёртую передачу и ехала на полном газу вдоль Люксембургского сада, потом дальше к югу мимо обсерватории по авеню д’Орлеан. Левую руку она опустила за окно и вела машину правой рукой, обгоняя конные повозки и автобусы слева и справа – где появлялось свободное место, а где дорога вела через перекрёсток, она на большой скорости маневрировала между прохожими, велосипедами и машинами. Если автобус или грузовик не уступал ей место, она давила на гудок и ругалась, скандалила и сыпала проклятиями, пока тот испуганно не шарахался в сторону, а потом, протискиваясь мимо него, она вытягивала руку из окна и показывала обгоняемому знак, который, в обычной ситуации – между мужчинами – привёл бы к драке.

Леон с восхищённым ужасом смотрел на смертельные препятствия, которые пролетали мимо «торпеды» то слева, то справа, и бросал косые взгляды на Луизу, которая теперь, поскольку движение стало уже не таким плотным, а дорога вела за город в луга и поля, откинула назад свою красивую голову и смотрела вперёд сквозь полуопущенные веки.

Кожаный шлем и автомобильные очки она сняла и отложила. В уголке губ у неё мелькало подобие улыбки, подбородок она выжидательно выдвинула вперёд, а в её шее появилось подобие мягкости, которой раньше не было. Тонкая складочка протянулась от ямки у неё под ухом к горлу, что придавало её ещё девическому облику вместе с серебряными нитями на висках женское достоинство. Вокруг её глаз играла подмигивающая чёрточка иронии, про которую Леону хотелось бы знать, то ли она относится к другим участникам дорожного движения, то ли к их внезапному совместному пребыванию в тесноте маленького спортивного автомобиля. Теперь обе её руки лежали на руле. Леон заметил, что кольца у неё на пальце нет.

– А теперь уже хватит глазеть, – сказала она и сунула себе в губы сигарету. – Через полчаса мы остановимся и тогда сможем поговорить.

Лес Фонтенбло виднелся чёрной полоской под ночным небом, в долине ютились деревушки, в которых поздним вечером горели лишь одиночные огоньки. В Relais du Midi, которое стояло у просёлочной дороги между двумя безымянными селениями, шофёры дальних рейсов и коммивояжёры пили пиво, угольная печь посреди трактира распространяла инкубаторскую жару.