Русское экономическое чудо: что пошло не так? - Сергей Алексашенко

Начнем с оценки ситуации. Взгляд Банка России на состояние российской экономики, на мой взгляд, вполне адекватный: вялый рост на уровне менее 1,5 % годовых является пределом ее возможностей, а набор имеющихся индикаторов скорее заставляет говорить об угрозе дальнейшего замедления, нежели об ускорении. Но… на этом Эльвира Набиуллина ставит точку. Никакого разговора о том, почему российская экономика растет почти в три раза медленнее, чем мировая, почему потенциал ее роста ограничен потолком в два процента, выше которого начинается нежелательный перегрев, не следует. Не сомневаюсь, что ответы на эти вопросы в Центробанке хорошо известны, но российская суверенная политкорректность заставляет чиновников не высказываться на эту тему. Само по себе политически мотивированное молчание чиновников может быть вполне допустимо, но в данном случае это молчание не только внешнее, но и внутреннее: по моей информации, эту тему нельзя поднимать даже внутри Банка России при обсуждениях и выработке решений. А если это так, то вероятность неадекватных решений неизбежно возрастает.

Несомненно, снижение инфляции до нынешних 2,4 % является долгожданной победой Банка России, к которой он шел два десятилетия. И это создает прочную макроэкономическую основу для оздоровления всей экономики, долгие годы жившей в условиях повышенной температуры. В своем интервью председатель ЦБ говорит о важности борьбы с инфляционными ожиданиями, с чем нельзя не согласиться, однако я не нашел ни одного фрагмента, в котором бы говорилось о влиянии сверхвысокого уровня реальных процентных ставок на экономику. Набиуллина утверждает, что при нынешних 2,4 % инфляции “нейтральным”, то есть не меняющим ситуацию, является 6–7 %-ный уровень ключевой ставки. Таким образом, значение реальной ставки составляет 3,5–4,5 %, что раза в два превышает стандартные оценки других центральных банков. Процентная ставка – важный и надежный инструмент в руках ЦБ, но ее завышенное значение снижает спрос на кредиты и оказывает удушающее влияние на экономику. Набиуллина утверждает, что высокая ставка объясняется высокими инфляционными ожиданиями населения, но при этом, мне кажется, лукавит. Во-первых, российское население, прожившее 25 лет в условиях высокой инфляции, имеет “генетические” ожидания, которые связаны с памятью, а не с сегодняшней ситуацией. Во-вторых, я не уверен, что в стране, где только треть населения имеет сбережения и, следовательно, понимает, что такое процентная ставка, можно опираться на результаты опросов, выборка для которых сделана без учета этого фактора. В-третьих, при измерении инфляционных ожиданий в России несомненно присутствует проблема “курицы и яйца”. Что первично? Банк России, обдумывая решение о ставке, смотрит на инфляционные ожидания населения, а население, когда его спрашивают об ожиданиях инфляции, смотрит на уровень ключевой ставки ЦБ.

Вторым важным элементом подхода Банка России к принятию решений об уровне ключевой ставки является оценка рисков повышения и понижения инфляции. И здесь мне становится просто смешно! Если вы почитаете пресс-релизы ЦБ после заседаний Совета директоров, то вы увидите: там один и тот же вечный набор рисков. ЦБ боится роста цен на нефть и их снижения, боится больших бюджетных расходов и роста зарплат, боится ускорения кредитования и боится его замедления. В интервью Набиуллина повторяет все эти слова, из чего я могу сделать только один вывод: Банк России настолько не уверен в своих силах, что считает правильным перебдеть, удерживая сверхвысокую цену денег. Даже если ценой такой политики будет замедление экономики.

Если в борьбе с инфляцией успехи ЦБ очевидны, этого точно нельзя сказать о банковском надзоре. Даже сама Набиуллина говорит, что она им не очень довольна. Для меня, как стороннего наблюдателя, все то, что происходило на протяжении последних пяти лет, есть свидетельство катастрофы на этом участке работы. В интервью председатель ЦБ говорит, что на санацию трех банковских групп, которой Банк России занимается самостоятельно, выделено 2,6 трлн руб. (что составляет 2,8 % российского ВВП 2017 г.). А если к этому добавить еще 2,5 трлн, которые были выделены на санацию, когда этим занималось АСВ, и на кредитование самого АСВ, то получается, что из-под бдительного ока банковского надзора украли (у меня нет иного слова!) 5 трлн руб. или процентов 6,5–7 российского ВВП (с учетом того, что часть активов была украдена в более ранние годы, когда номинальный объем ВВП был поменьше).

Сила любой организации состоит в умении делать выводы из ошибок, но в данном случае Банк России берет пример с президента Путина и даже не пытается обсуждать эту тему. Что было сделано неправильно? Почему такое стало возможным? Как сделать так, чтобы это не повторилось? Нужно ли объединять в единое целое банковский надзор, пенсионный, страховой и еще надзор за рынком ценных бумаг, если, как оказалось, в Банке России имелись (или еще имеются) такие проблемы?

Эльвира Набиуллина с гордостью рассказывает о новом механизме санации банков-банкротов силами Фонда консолидации банковской системы, но не хочет обсуждать базовый вопрос – а нужно ли заниматься санацией банкротов вообще? Попытки санации банков в России (за счет государственных средств) сплошным потоком идут с 2008 года, но пока ни одного успешного случая, когда банкрот ожил и крепко встал на ноги, нам продемонстрировано не было.

Может, вообще эта затея бессмысленна? Неужели кто-то всерьез верит в то, что ЦБ сможет в обозримой перспективе успешно объединить “Открытие” с БИНом, сделать из этого успешно работающий банк и продать его, вернув вложенные $ 15 млрд (не будем крохоборами и не будем требовать доходов за время использования этого капитала)? Не проще ли было добавить эти миллиарды в конкурсную массу и выплатить их кредиторам? А все имеющиеся на балансах банкротов активы выставить на продажу? Или Набиуллина правда считает, что банк, управляемый руководителями ЦБ, – которые не имеют никакого опыта в бизнесе, но которые успешно прозевали все, что только можно было прозевать, осуществляя надзор, – сможет превратиться в устойчивый бизнес? И каким образом избегать конфликта интересов, если ЦБ одновременно собственник, менеджер, кредитор и надзиратель за таким банком?

Не менее важный вопрос, связанный с санацией банкротов и не отрефлексированный в интервью, – это фактическое огосударствление российской банковской системы. Сегодня под контролем государства находится практически три четверти банковских активов, и этот уровень продолжает повышаться на наших глазах: государственный ВТБ заявил о том, что намерен купить банк “Возрождение”. Все было бы ничего, если бы государственные банки были эффективными, но ведь они постоянно требуют от государства новых вливаний в капитал! Тот же самый ВТБ с 2007 года получил от акционеров (в виде капитала, субординированных кредитов и долгосрочных депозитов из Фонда национального благосостояния) суммы, на 15 % превышающие общую величину его нынешнего капитала, то есть результат собственной деятельности ВТБ за это время оказался отрицательным. Помимо того, что госбанки постоянно “доят” своих акционеров (не важно, федеральный бюджет, ЦБ или госкомпании), они еще разрушают конкурентное пространство в банковской системе. За счет получения послаблений в надзоре и постоянных вливаний в капитал они получают неконкурентные преимущества и вытесняют на обочину частные банки. Я не удивлюсь, если через пять-шесть лет мы увидим, что для последних места в бизнесе совсем не осталось.