Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

— Если бы я делала то, что следует, никогда бы не оказалась здесь, — делаю ударение на последнем слове, и язвительно усмехаюсь: — Да, мне не терпится. Ужасно соскучилась по твоему члену.

Темные глаза наполняются холодом, утратив насмешливые искры, а уголки губ, чуть дернувшись, опускаются вниз, придавая лицу недоброе выражение. Зверь готовится к прыжку. Хочет наслаждаться податливой плотью, врезаться глубже, срывая с истерзанных губ униженные мольбы и гортанные стоны.

Физически ощущаю, как его взгляд скользит по моему телу, останавливается на тяжело вздымающейся груди. Ни скупое освещение, ни тончайшая ткань ночной рубашки не скроют затвердевшие соски.

— Meine Kleine (Моя маленькая), — обманчиво мягким тоном произносит фон Вейганд и отставляет ноутбук в сторону. — Моя бедная глупая девочка.

Не успеваю даже слабо пискнуть, оказываюсь на спине, распластанная тяжестью безжалостного палача. Задыхаюсь от неожиданности, судорожно пытаюсь вырваться, пробую хотя бы ударить, но он легко перехватывает мои запястья одной рукой, крепко стискивает, вынуждая закричать.

— Тише, — строго повелевает фон Вейганд. — Не советую сопротивляться.

Разве бывает жутко и горячо одновременно? Проклятье, с ним постоянно именно так.

— Ты решила, что способна установить свои правила и управлять. Собираешься получить выгоду, верно? — в его голосе звучат опасные нотки. — Казалось, мы выяснили спорные вопросы прошлой ночью.

Нервно сглатываю и, набрав побольше воздуха в легкие, выдаю пламенную речь:

— У кого-то развилась мания преследования на почве безумного стремления властвовать всегда и во всем. Будто ты не хотел меня сегодня видеть! Голова болит? Или это «такие» дни? Да — пришла, соскучилась… и что дальше? Представь, истосковалась не только по члену, но и по тебе. Вы же вроде как в комплекте идете. Хотела сделать хорошо. Может быть, минет хотела сделать. Королевский, между прочим! Не понравилось, наказал бы… да и без повода можешь наказать. Жестко, как нравится. Но нет, это ведь слишком скучно! Скучно, когда к тебе пришли просто потрахаться или пососать… надо обязательно уличить в коварных планах. Прямо скандалы, интриги, расследования…

Пораженно замолкаю раньше, чем планировала, потому что фон Вейганд начинает смеяться. Он больше не держит меня, перекатывается на бок и продолжает совершенно бесцеремонно хохотать. Вспоминаю сгоревшую сковородку и нападение гигантского паука. Даже тогда шеф-монтажник впечатлялся гораздо меньше. А уж сейчас, накануне очередной расправы, его реакция заставляет предположить, что два психически неуравновешенных человека составили идеальную пару.

— Это, правда, смешно? — наконец, решаюсь уточнить.

С трудом удается побороть в себе желание прибавить «Согласно установленному сценарию, ты насиловать должен, а не ржать аки конь». Все же не стоит лишний раз искушать судьбу.

— Нет, — он берет меня за руку, переплетает наши пальцы и, когда продолжает говорить, в его голосе слышится сдерживаемый смех: — Другую женщину за твои слова и поступки я бы убил. Не могу представить, чтобы кто-то так себя со мной вел.

Ему определенно удаются изысканные комплименты. Поворачиваюсь на бок, снова оказываюсь напротив фон Вейганда, всматриваюсь в родные черты. Сейчас мы выглядим обычными любовниками, растворяются нерушимые стены, исчезают любые преграды. Словно вернулись в обновленную версию прошлого — среднестатистический немец и его украинская переводчица. Ни сумрака подвалов, ни душевной темноты.

Однако счастье длится не долго. Идиллия не бывает вечной. И мое сердце дает перебой, когда ровным и спокойным тоном раздается следующая фраза:

— Ты собиралась говорить об Андрее, — не вопрос, а утверждение.

Подсветка ноутбука гаснет, погружая нас в ночь. Поздно отрицать, ведь фон Вейганд уже прочел ответ, горящий неоновыми буквами у меня на лбу.

— Мечтала испытать силу моих нежных чувств. Я же обязан наказать предателя, — он берется за край ночной рубашки, медленно и неумолимо начинает поднимать ее вверх, скользя пальцами по леденеющей коже. — Сначала предлагаешь десерт, а потом можно и о деле поговорить. Признаю, эта тактика не лишена шанса на успех.

— Откуда ты знаешь то, о чем я боялась подумать?! — вырывается совершенно непроизвольно.

Конечно, мне хотелось расквитаться с занудным сутенером, сполна отыграться за подставу. Конкретный план действий отсутствовал, только схематические наброски — удовлетворить похоть, дождаться удобного момента и ввернуть несколько знаковых реплик. Глупо не попробовать, не воспользоваться удобной возможностью.

— Я знаю тебя лучше, чем ты сама, — фон Вейганд опять оказывается сверху. — Подними руки.

Мой единственный наряд снят, горячие ладони тут же ложатся на грудь, слегка сжимают, движутся ниже, касаясь ребер, и возвращаются обратно, стискивая крепче.

Недавние размышления об удачливых фаворитках и поиске уязвимых мест выглядят полнейшим бредом. Разом теряю боевой запал. Наконец, понимаю, что нельзя играть на темной стороне, не будучи темным. Мало считать себя отрицательным персонажем, нужно быть им. При всем желании бездарно проваливаюсь.

«Этого монстра под каблук не загнать, — удрученно признает внутренний голос, а после истерично стрекочет: — На что ты, вообще, рассчитывала? Лгать ему не умеешь. Притворяться тоже! Он раскусит тебя в два счета! Уже раскусил, а теперь сожрет и не подавится».

Несмотря на страх и на провал радужных перспектив, внутри теплится врожденное упрямство.

— Андрей действительно виноват. Он специально все организовал, — делаю новый ход. — Ты должен догадываться о мотивах и…

— Я не догадываюсь, я абсолютно уверен, — обрывает фон Вейганд и шепчет прямо в мой рот: — Андрей тебе не враг, а если станет им, то пожалеет.

— Обещаешь? — ласкаю языком памятную метку на его нижней губе.

— Достаточно разговоров, — он улыбается и прибавляет: — На будущее лучше запомнить — я не стану твоим карманным щенком. Но существует один способ управлять мною…

— Какой? — берусь за пояс его халата, пытаюсь развязать.

Фон Вейганд ловко отстраняет мои руки, заводит над головой и хрипло шепчет на ухо:

— Получить личное разрешение.

— Вряд ли это возможно, — не удерживаюсь от саркастического смешка.

— Посмотрим, — уклончиво отвечает он, покрывая мою шею короткими поцелуями, опускается все ниже и ниже, исследует трепещущую грудь, и, оторвавшись на миг, насмешливо заявляет: — Жизнь полна сюрпризов.

Очень скоро становится невыносимо горячо, глаза наполняются слезами, а дыхание перехватывает.

Не думаю о том, почему суровая длань правосудия не спешит с мгновенным наказанием злоумышленника после поимки на месте преступления. Или о том, как удается вызвать искренний смех у того, кто обычно держит чувства в стальной хватке, и что, собственно, особенного в заурядных словах и поступках, за которые других бы не пожалели, а в моем исполнении только умиляются.