Ричард Длинные Руки - грандпринц - Гай Юлий Орловский

Я продолжал кривиться, в голове стучат молоточки, выковывая новую мысль, затем старательно очищая от окалины и кое-как выгранивая. Наконец я сказал с сомнением:

— Мне кажется, что-то да есть… между мною и королем. Какая-то промежуточная ступенька.

— Нет такой, — возразил он твердо, но я уловил в его словах беспокойство. — Только король!

Я порылся в памяти, мусора там много, но если рыться быстро-быстро, расшвыривая все в стороны, а не укладывая аккуратно, для этого отведено время сна, когда мозг сам все упорядочивает, то можно найти что-то вообще редкостное, пусть даже гадость.

— Нет так нет, — сказал я, — но еще подумаю… Хорошо, герцог, спасибо за своевременное предупреждение! Мы ответим своевременными и упреждающими. Возможно, несимметричными.

Вошел слуга-воин с подносом в руках, там две рюмки из темного серебра, ярким контрастом торчат тупыми кончиками кверху куриные яйца. Серебряные ложечки тоже на месте, есть и ножи, жаль до вилок здесь еще не додумались, хотя в Сен-Мари я их вводить уже начал…

Мидль поклонился.

— Приятного аппетита, ваше высочество.

— Что-то новое, — пробормотал я.

— Вступили в действие старые правила, — ответил он уже от двери. — Королевские!

Судя по карте, препятствий у меня на пути к Храму почти не будет, если не считать две-три особо высокие горы, прямо лунный пейзаж, но легко обогнуть, если на крыльях, однако в последнее время что-то тревожное заползает в душу и скребет на сердце, когда представляю, как это вот лечу над заснеженными равнинами белого безмолвия.

Даже не знаю, что подстерегает, то ли залп из Небесных Игл разнесет меня в клочья, то ли особо опасные крылатые хищники, от которых не уйти, то ли что-то еще, но как только начинаю представлять себе, как вот лечу на север, то страх и чувство растущей опасности становится все острее.

В то же время если на арбогастре, то вроде бы не чувствую неминуемой беды. Или это потому, что на Зайчике гораздо медленнее?

— На Зайчике, — прошептал я, — двинемся на Зайчике… Господи, сколько же гор, сколько ущелий, сколько всякой дряни, что не перепрыгнуть даже арбогастру…

Помимо гор и десятка слишком широких для прыжков ущелий, на пути еще и довольно обширное Запретное Место, я же теперь государь, а не сорвиголова, должен сам избегать их и других не пускать…

По-свойски в кабинет вошел Клемент, что-то подозрительно весел, просто пышет счастьем, а когда приблизился, от него просто пахнуло, как жаром из натопленного камина, настоящим мужским ликованием.

— Ваше высочество! — воскликнул он с чувством. — Наконец-то будем именовать вас, как и подобает?

Я спросил с настороженностью:

— Что вы имеете в виду, герцог?

— Вашим величеством!

— А-а-а, — сказал я, — а то уже подумал…

— Значит, все правда?

Я сказал недовольно:

— С какого перепугу величеством?

— Говорят, — объяснил он преданно, — все говорят! О принятом вами решении говорят! Судьбоносном, как определил граф Альбрехт, а он обычно знает, о чем говорит, а если не знает, то все равно говорит.

— Так уж и все? — спросил я. — Герцог, что-то вы все на меня насели скопом, а это нечестно.

Он сказал одобрительно:

— Так вы же здоровый бык, ваше высочество! Вас можно только скопом. А с короной вы правильно решили, всем уже надоела эта нелепая чехарда с принцами.

— Не радуйтесь, — буркнул я. — Надо порыться в старых архивных записях, вдруг да найдется еще какой-нибудь сверхпринц или что-то вроде недокороля.

— Нету, — сказал он убежденно.

— Точно?

— Но я же не слышал!

Я поморщился.

— А тоже о многом не слышал, а когда услышал… нет, лучше не скажу. В общем, я еще поищу.

— Не найдете.

— А если?

Он вздохнул и развел руками.

Сакрантские рыцари, стараясь реабилитироваться, предложили устроить турнир на копьях, мечах и топорах, что наши приняли с восторгом, еще бы, как можно отказываться от возможности подраться!

Сразу за городской стеной расчистили поле, оно и раньше использовалось для рыцарского турнира, но только летом, сейчас же рыцари Генгаузгуза изнывают от жажды доказать, что их город захватили хитростью, а так ни за что и никогда…

Я, пользуясь, что я один такой умный и хренью не страдаю, всптеродактилил из-под крыши дозорной башни, пошел почти по вертикали вверх, для птеродактиля это почти невозможно, однако я еще тот преродактиль, постоянно что-то да меняю, усиливаю одни сухожилия, убираю вовсе другие, некоторые удалось перевести почти что на неорганику…

Воздух кажется разреженным от холода и морозной свежести, я работал крыльями чаще, чем нужно для скоростного подъема, силы много, ума вроде бы тоже палата, хотя только я сам вижу, насколько я умный и талантливый, а все остальные — дураки, уверены, что мне просто везет.

Разогревшись, я раскинул крылья, намереваясь попарить и понаблюдать свысока за жизнью этих, как их, ага, людей, царей природы как бы, но почувствовал, что ощутимо проваливаюсь, падаю в эту яму, на дне которой промерзлая земля. Летом оттуда ощутимо поднимаются прогретые потоки воздуха, где просто теплые, это как бы норма, а где очень теплые. Мы все, которые пернатые и просто летучие, именно их называем восходящими тепловыми струями, что не просто держат, но и медленно поднимают…

В отличие от лета, когда внизу теплее, чем вверху, сейчас вроде бы теплее вверху, в верхних слоях, хотя, возможно, это я просто разогрелся, усиленно работая птеродактильими, что уже и не птеродактиль, а вообще не пойму что, я только с виду птеродактиль, а так мышцы перестроил весьма, да и шкуру зело…

Поднявшись повыше, я прошелся по большому кругу и понял, что я здесь вообще-то больше от безделья и непонимания, и хотя я умный, спорить не стану, но все-таки хренью страдаю, это вот фанфаронное птеродактиление ничуть не лучше рыцарского турнира.

Однако так много нужно срочно сделать перед тем, как ринуться в Храм Истины, что уже иду, как канатоходец по натянутой веревке. На мне целая пирамида всякого и разного, что норовит соскользнуть с плеч, а тут еще какие-то гады трясут веревку спереди и сзади, а внизу уже вон раскрытые пасти с вот такими зубищами…

Сделать нужно слишком много, настолько, что подмывает все бросить и ринуться в этот самый Храм, к которому с каждым днем отношусь все скептичнее, однако он остается единственной надеждой, что хоть там если и не помогут делом, в этом сомневаюсь, то хотя бы подскажут что-то важное…

С башни я спустился настолько продрогший и полязгивающий зубами, что страж внизу, бывалый ветеран, сказал с укором: