Священный огонь - Брюс Стерлинг

Она решила, что полюбит Мунхен, как только заметила, что там в киосках продают крендели. Не маленькие американские сухие крендели с йодированной солью, а большие теплые хлебные крендели, в которых чувствовался вкус настоящей пшеницы и настоящие углеводы. На вокзале в Мунхене ей бросились в глаза дети со всей Европы. Их было около сотни, они разглядывали эти круглые, с дыркой, крендели, напоминавшие с виду браслеты, и смеялись. Баварским пекарям и продавцам из службы социальной помощи это, видимо, вполне нравилось. Можно было сказать, что они руководствовались какими-то неочевидными мотивами.

Она с азартом сжевала два огромных кренделя, запила их водой и вскоре увидела еще более хорошенькую девушку, с длинными белокурыми волосами, в бархатном пальто. Миа последовала за ней и так добралась до Мариенплац.

На площади, к которой вел куполообразный переход, располагался отдававший безвкусицей фонтан, окаймленный каменным бордюром, и большая мраморная колонна. Подойдя, Миа обратила внимание на четырех бронзовых херувимов, сцепившихся в схватке с нечистой силой. Колонну венчала позолоченная статуя Девы Марии, как будто наблюдавшая за прохожими. Можно было подумать, что она тоже работает в службе социальной помощи. На углу площади находился пункт телеприсутствия, а за ним тянулся ряд фешенебельных магазинов со сверкающими двигающимися манекенами. Рядом парковались высокие красивые европейские мотоциклы с большими педалями. По площади разгуливали толпы самых разных людей. Туристы со всех концов света. Среди них преобладали индонезийцы.

Она, как и собравшиеся на площади ребятишки, присела на каменную ограду фонтана. Посреди него стояли три мускулистые бронзовые статуи, из их массивных бронзовых корзин беспрестанно низвергались струи воды. Солнце уже взошло, и было довольно прохладно. У детей раскраснелись щеки, волосы растрепались от порывистого ветра. Они были в куртках, ярких разноцветных шарфах и странного вида европейских молодежных ботинках.

Когда на площади появились две патрульные немецкие овчарки, ребятишки сразу притихли, немного испуганные.

Мариенплац была красивой площадью. Ей понравилось, что мунхенцы заботятся о своей церкви с острыми готическими арками, балконами, искусно изваянными каменными святыми, святыми, умерщвлявшими свою плоть. Но особое впечатление на нее произвели крашеные средневековые деревянные механические фигуры на башенных часах. Наверху, у шпиля башни, вытянувшись на цыпочках, стояли три обнаженных католика. Их руки были сложены в молитвенном жесте. Они двигались друг за другом, как заключенные на прогулке. Прохожие привычно не обращали на них внимания, да, по правде сказать, этих католиков трудно было разглядывать на такой высоте и видеть, как они раскачиваются на зубчатом выступе готического шпиля. Порывы ветра хлестали их обнаженные тела, им было холодно, но самоотверженно и фанатично они следовали ритуалу в совершенном одиночестве — до них не могли долететь даже воздушные змеи.

Кто-то подошел к ней справа и заговорил. Она повернулась, оторвав взгляд от узников на башне.

Рядом стоял красивый молодой человек в замшевом костюме. В сущности, он был с ног до головы одет в замшу, и даже его лицо закрывала, словно дубленая безглазая маска, тень от большого капюшона. Из-за этого костюма он сперва показался ей белокурым и кудрявым, но, присмотревшись, она заметила его черные приглаженные волосы и черные изогнутые брови.

— А, вы англичанка, — произнес он. — Нет проблем. Я говорю по-английски.

— Говорите? Хорошо. Привет.

— Привет. Откуда вы приехали?

— Из Калифорнии.

— Вы прибыли в Мунхен сегодня?

— Jа[1].

Он улыбнулся:

— Как вас зовут?

— Майа.

— А я Ульрих. Добро пожаловать в мой прекрасный город. Итак, вы совсем одна, ни родителей, ни друга? Вы стоите здесь, на Мариенплац, уже два часа, ни с кем пока не познакомились и ничего не сделали. — Он усмехнулся. — Вы заблудились?

— Мне некуда идти. Я просто гуляю по площади.

— Вы заблудились?

— Ладно, — сказала Майа, — может быть, я немного заблудилась. Но, во всяком случае, в отличие от вас я не шпионю за другими людьми два часа подряд.

Ульрих обворожительно улыбнулся, снял с плеч большой коричневый рюкзак и поставил его у ног.

— Как можно не наблюдать за такой красивой женщиной?

От неожиданности она раскрыла глаза:

— Вы действительно так думаете? О господи…

— Да, да. И конечно, я не первый мужчина, кто говорит вам об этом. Иначе и быть не может. Вы очаровательны. Вы красивы. Вы элегантны, словно большой кролик.

— Ручаюсь, Ульрих, что по-немецки это звучит очень мило, но…

— Я уверен, что сумею вам помочь. В каком отеле вы остановились?

— Я еще нигде не остановилась.

— В таком случае где ваш багаж?

Она подняла сумку.

— У вас нет багажа. Вы не забронировали номер в отеле. Вы не знаете, куда вам идти. У вас нет родителей и бойфренда. Ну а деньги-то у вас есть?

— Нет.

— А как насчет ID — удостоверения личности? Надеюсь, что ID у вас при себе.

— У меня нет и ID. В том числе.

— Итак, выходит, вы откуда-то сбежали. — Ульрих задумался и не мог скрыть своей радости. — Что ж, у меня для вас есть хорошие новости, мисс Майа-беглянка. Вы не единственная беглянка, оказавшаяся в Мунхене.

— Я уже подумала, что мне надо вернуться во Франкфурт поездом, сегодня вечером.

— Во Франкфурт? Зачем? Вы только потратите время зря. Франкфурт — это кладбище. Могила! Идемте со мной, я отведу вас в самую знаменитую на свете пивную.

— С какой стати я пойду куда-то с парнем, который так относится к овцам?

Обиженный Ульрих изумленно потрогал свой замшевый костюм.

— Вы забавно рассуждаете. Я сам убил этого барана, уложил его одним выстрелом. Он набросился на меня. Пойдемте. Я отведу вас в прославленный Хофбраухаус. Там едят мясо! И пьют пиво!

— Вы, должно быть, шутите?

— Тут недалеко. — Ульрих потер свои белые, тоже вроде как замшевые руки. — Так вы хотите увидать это или нет?

— Да. Я хочу увидать. О'кей.

Он привел ее в Хофбраухаус, как и обещал. Вход был украшен массивной каменной аркой. Они подошли к большой медной двери, у которой дежурили одетые в форму люди из службы социальной помощи. Ульрих сбросил куртку, мгновенно снял замшевые брюки, все спрятал в свой объемистый рюкзак. И оказался в легком костюме расцветкой под леопарда.

Они спустились в зал. Потолок украшали арочные перекрытия, толстые стены были обшиты железом, на них были развешаны ярко горящие фонари. В духоте жаркой пивной сильно пахло подгоревшим мясом. Старики трубачи в причудливых шляпах играли польки двухсотпятидесятилетней давности. Эти народные мелодии так хорошо сохранились, что «доплыли» до слушателей двадцать первого века, подобно гальке в речном потоке. Туристы сидели за полированными столами на длинных лавках и наслаждались крепким пивом. Майа с облегчением заметила, что большинство не пьет ничего, кроме пива. Они потягивали ячменный напиток через соломинки, что в значительной мере уменьшало дозу и защищало печень от токсинов.