Степной ветер - Ирина Дегтярева

Они надели ему на передние ноги ногавки – кожаную защиту под колени, чтобы конь сам себя не травмировал, не делал засечки копытами, как бы заплетая нога за ногу. Надели седёлку – полосу кожи шириной сантиметров двадцать, обитую изнутри мягким войлоком. Она облегала туловище коня сразу за передними ногами, и к ней крепились корда и развязки – кожаные ремни справа и слева, которые тянулись к уздечке и держали голову лошади в правильном положении, – во время движения конь не должен задирать высоко морду. Мишка знал, что потом, когда тренировки усложнятся, корду станут крепить за кольца на капцуне – ремешке, который тоже подбит войлоком и надевается на морду лошади поверх уздечки.

Сначала отец шел рядом с конем, затем постепенно стал отходить от него. Корда была метров десять длиной, но при этом Петр Михайлович не тянул за нее, давая коню привыкнуть. Совсем недолго он поводил так белорождённого, потом подошел к нему и угостил сухариком. На этом первая тренировка закончилась.

Мишка был слегка разочарован, но не краткостью тренировки. Он знал, что подготовка лошади – дело долгое, скучное. Важно не напугать ее, не покалечить, не избаловать и не измучить, а это требовало много времени и терпения. Расстроился он из-за того, что белого коня уводили с манежа в денник. А туда Мишке дорога заказана. Посторонних к лошадям не пускали, особенно после того, как год назад злоумышленники отравили двух породистых, обученных, подготовленных для продажи лошадей. По распоряжению отца и к кормам, и к лошадям допускались только те, кому он абсолютно доверял. Ничьих родственников охранник не пускал, родственникам Петра Михайловича исключение делалось только с его разрешения или в присутствии самого Петра Михайловича.

Но он еще перед началом тренировки отправил Потапыча штудировать английский и вряд ли обрадовался бы, увидев его физиономию в деннике или где бы то ни было на территории конезавода. Поэтому Мишка ползком выбрался из манежа и побежал прочь так, что пыль поднималась из-под сандалий.

Остановился Потапыч у церкви, чувствуя, как отчего-то дрожат губы, и ощущая горячие дорожки слёз на щеках. Он не мог объяснить, что с ним происходит, и испытывал тоску и беспокойство.

Около церкви стояли машины, штук десять запыленных иномарок, украшенных свадебными цветами. Последнее время пошла мода венчаться в отдаленных старинных церквах. Храм в Ловчем пользовался особой популярностью. Из города регулярно приезжали желающие повенчаться. Жители хутора знали, что поселковый священник живет очень бедно, и потому миролюбиво смотрели на кавалькады машин, нарушающих тишину и распугивающих кур. За венчание горожане жертвовали на церковь и отцу Максиму лично, и у Димки и Егора появлялись обновки и что-нибудь из игрушек.

Да и любили хуторяне посудачить насчет городских, «пройтись» по поводу их достатка, обсудить вкус, украшения машин, внешность невесты и жениха. Разговоров хватало на несколько дней.

Часто во время таинства венчания отцу Максиму помогали сыновья. Сегодняшний день не был исключением. Когда Мишка вошел в храм, перекрестившись и поклонившись перед входом, он увидел, привыкнув к полумраку и проморгавшись после солнца, как Димка и Егор, облаченные в желтые стихари, со скучающими лицами стояли позади отца Максима.

Эти стихари – длинная, почти до щиколоток, одежда с широкими рукавами и отверстием для головы из плотной ткани – подчеркивали их худобу, и казалось, выскользни мальчишки из них незаметно, стихари так и останутся колом стоять – настолько жесткими, негнущимися они были даже по виду.

Отец Максим, невысокий, молодой, с каштановыми длинными волосами, собранными в хвостик на затылке, и с такой же каштановой бородой, был торжественным и серьезным. Он приблизился к жениху и невесте, шепнув что-то сыновьям. Они переглянулись с бестолковым выражением на чумазых лицах, но так и не поняли, что от них требуется. Тогда батюшка уже пальцем показал на книгу, которую просил подать. Потом такая же немая сцена между священником и его отпрысками произошла, когда им надо было, согласно обряду, подать кольца на металлическом блюдце. И уже в третий раз, безрезультатно дожидаясь помощи новоиспеченных служек, отец Максим явственно прошептал: «Вы меня раздражаете». Учитывая количество прихожан и городских гостей, он смягчил формулировку, но Мишка был уверен, что на сей раз игрушек и обновок им ждать не следует, а вот хорошенькую трепку от отца – это пожалуйста.

Егор ходил перед отцом Максимом с огромной толстой свечой на длинном подсвечнике, пока тот водил жениха и невесту вокруг аналоя – высокого складного столика с покатым тканевым верхом, на котором лежала Библия. Потом Мишка заметил, что Егор вдруг начал приглаживать челку, и удивился: чего это он так озаботился своей внешностью, хотя в обычное время и в зеркало не заглядывал? Потапыч едва сдержал смех, когда догадался, что Егор вычищает из волос накапавший со свечи воск.

Когда венчание подходило к концу и отцу Максиму уже не требовалась помощь, братья исчезли за высокой деревянной кафедрой, с которой батюшка по воскресеньям обращался к прихожанам с проповедями – обстоятельными, долгими, с многочисленными примерами и цитатами из разных источников, начиная с Библии и кончая СМИ.

Мишкин отец, слушая его, иногда посмеивался, а вернувшись домой, говорил: «Эк завернул сегодня отец Максим! Прямо настоящий Демосфен!»

Потапыч прочел в энциклопедии, что Демосфен – известный древнегреческий оратор. На фотографии рядом с информацией о Демосфене был изображен гипсовый бюст древнего грека. Потапыч посчитал, что отец Максим очень на него похож, разве что не кудрявый…

– Вы чего тут? – шепнул Мишка, залезая за кафедру.

Здесь было тесно и пахло лаком и свечным дымком, который натягивало в щель под стенкой кафедры. Димка с Егором уже сняли стихари и поставили их рядом – они действительно не потеряли форму и стояли колом.

– Хотим на речку пойти, ждем, когда закончится. – Димка указал большим пальцем себе за спину.

– Лучше не ждать, – пробасил Егор. – А то он не в духе, как бы чего… – Он имел в виду отца. – А ты что такой смурной, будто тебя побили?

Мишка пожал плечами. Он отчего-то чувствовал себя сегодня ужасно одиноким. Так обычно бывало с ним, когда отец уезжал на соревнования.

– Надоели эти горожане, – высказал общее мнение Мишка. – Небось на Дон поедут после венчания. Шашлыки жарить будут. Замусорят опять весь берег бумажками и пустыми бутылками.

Егор поморщился. В прошлом году он распорол пятку осколком от такой бутылки.

– У них на машине кукла привязана, – невпопад сказал Егор. – Давайте оторвем.

– Нам самим папка уши оторвет, – резонно заметил Димка.

– Мы не здесь, а когда они на речку поедут, – хитро подмигнул Димка.

– Просто так неинтересно, надо вместо куклы что-нибудь привязать, – предложил Мишка.

– Матрешку! – басом загоготал Егор.

– Не, Матрешку жалко, – помотал головой Димка.

– Вот вы где! – раздался голос словно из-под церковного купола, оттуда же протянулись две ловкие руки и, схватив Димку и Егора за уши, потянули кверху и вывели из-за кафедры.