Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941-1944 - Нури Халилов

На большой поляне под Волковыском из окруженцев стали формировать батальоны и строить их в колонны, которые стали куда-то направлять. Одну такую колонну отправили на южную сторону, ее повели два полковника. Начали формировать еще один батальон. Я взял автомат с диском и стал в первый ряд. Подошел полковник и выкинул меня из строя. «Ты политрук – маленький, иди в последний ряд. Впереди строя должны стоять высокие ребята». Я обиделся и ушел. В этот момент послышались пулеметные очереди. Жирные полковники стали говорить: «Вот видите, ваши товарищи уничтожают фашистский десант, сброшенный сюда, чтобы уничтожить всех окруженцев». Отправилась вторая колонна, человек пятьсот. Через 20–25 минут снова началась стрельба из пулеметов, рвутся гранаты. На майдан вернулось два-три красноармейца, они рассказали, что нарвались на устроенную фашистами засаду, а эти полковники – переодетые диверсанты.

В это время вернулись полковники, которые увели первый батальон, чтобы набрать новых жертв. Что было дальше с ними, не знаю, так как наша группа пошла на восток самостоятельно. Вступать в бой с врагом, который, как правило, двигался в больших колоннах, не было никакой возможности. Нас было всего 11 человек. Тем не менее дважды мы нападали на одиночные машины. Закидывали их гранатами, стреляли, потом забирали все, чем можно было поживиться, прежде всего продукты, и уходили в лес. Отойдя от места нападения километров на десять, делали привал. Однажды напали на охрану железнодорожного переезда на магистрали Минск – Москва, южнее Орши. Уничтожили четырех немцев, забрали их оружие, продовольствие. В районе между городами Борисов и Орша, когда мы шли по лесной дороге, прямо на нас выехала легковая машина. Свет фар осветил нас, в том числе и меня. Фашисты схватились за оружие, но мы их опередили. Автоматной очередью я скосил водителя и полковника, который сидел рядом. На заднем сиденье было еще два офицера. Всех четверых мы убили, продукты забрали, оружие выбросили, а колеса прокололи. Через 15–20 минут начался какой-то шум. Оказалось, что неподалеку от этого места в деревушке находился штаб немецкого полка. Полковник ехал в свой штаб. Захваченный нами его портфель мы посмотрели на следующий день, естественно, ничего не поняли, а потом передали встреченному нами советскому полковнику. Тот отступал с группой в человек тридцать. С ним была его жена. Он предложил нам присоединиться к нему, но нам что-то в них не понравилось, и мы отказались.

В первые дни войны все наши бойцы и командиры были уверены, что старая граница хорошо укреплена и там враг обязательно будет остановлен. Накануне войны я несколько раз пересекал ее возле городка Негорелое, когда ездил в командировку в Минск. Теперь же, двигаясь по тылам врага, мы наконец дошли до старой, довоенной границы между СССР и панской Польшей. Существовала эта граница до 17 сентября 1939 года. Эти земли были захвачены поляками (Пилсудским) после Первой мировой войны. Поскольку отношения с Польшей у СССР были плохими, граница была укреплена: везде стояли доты и дзоты. В них были пушки, крупнокалиберные пулеметы, запасы снарядов, еды, патронов. Доты были построены в очень удобных для обороны местах – на возвышенностях и контролировали все дороги с запада.

Когда в июне 1941 года мы подошли к этим укреплениям, то увидели разбитые пушки, пулеметы, много боеприпасов и никого из бойцов. Стало очень обидно. Мы поняли, что зацепиться на старой границе Красной армии не удалось. С немецкого самолета сбросили листовки с фотографией, на которой сын Сталина Василий[89]в плену, слева и справа от него два немецких офицера. У Василия штаны без пояса, чтобы нельзя было бежать. Под фотографией была надпись: «Рус, сдавайся. Сын Сталина Василий Сталин добровольно сдался в плен. Сопротивление бесполезно». Такие листовки лежали повсюду.

На восток шли тысячи и тысячи командиров и красноармейцев. Среди них были и летчики. Они плакали от обиды. Накануне войны одну из частей нашего Белорусского особого военного округа перевели из глубины России в местечко Альбердин, что недалеко от города Слоним, который находился у самой границы. Командование распорядилось разобрать самолеты на профилактику, а самих летчиков отпустили в увольнение по бабам. А баб там было полно. Притом бесплатно и без церемоний – бери не хочу! На улицах городов и деревень горели красные лампочки публичных домов. Вот наши летчики и развлекались в этих заведениях. Когда началась война, они даже не успели воспользоваться своей авиатехникой. Враг все обдумал, рассчитал, а наши прошляпили. Молодые пилоты шли с нами на восток и переживали за все это. Они были уверены, что все это было сделано специально.

Что ждало нас впереди, никто не знал. Кого только не встретишь, отступая неорганизованно. Ведь нас обманули, что войны не будет. Мы победоносно освободили Западную Украину и Западную Белоруссию, прибалтийские страны, Молдавию. Все предполагали, что так будет и дальше.

Командиры рассказывали, как утром 22 июня фашисты разбомбили казармы войсковых частей в пограничной полосе. В одной казарме осталось в живых 11 человек, в другой – 30 человек. Это в нашей 10-й армии генерала Павлова[90]. Номера полков я забыл. Остались в живых те, кто в то время был вне казарм: на посту, в командировке, в разъездах, в увольнении.

Рассказывали, что перед началом войны по Западной Белоруссии ездили немецкие шпионы, переодетые в форму советских милиционеров и военнослужащих. Да и сами граждане недавно присоединенных западных областей Белоруссии были против советской власти. С момента их присоединения к СССР они открыто говорили нам о том, что в 1941 году будет война. «Немцы придут, а вы вылетите, как пробка из бутылки».

Вскоре машину пришлось бросить. Шли днем, ночью отдыхали, спали в лесу. Укрывались кто плащ-палаткой, кто шинелью. С правого берега Западного Буга мы вошли в Беловежскую Пущу, откуда взяли направление на Волковыск. Пришлось переплывать реку Россь – приток Немана, потом через Зельвянку, тоже приток Немана. Севернее города Зельвы дважды переплывали реку Щара. Севернее Слонима взяли курс в направлении города Городище, что севернее Барановичей. Оттуда мы направились в сторону Минска, в городок Кайдалово, что в 30 километрах от Минска. Не в сам городок, а в леса и села возле него. Немцы уже давно заняли эти места и сам Минск тоже. В городах их кишело, а в леса они не заглядывали, видимо, боялись. Как-то мы оказались южнее дороги Минск – Москва, в 40–50 километрах южнее Минска. Это был седьмой день начала войны. Хотели перейти на северную сторону дороги, где виднелась какая-то деревня. Дорога была свободной, было тихо, взошло солнышко, было часов семь утра. Как только мы сунулись на дорогу, как загудели моторы и в сторону Москвы двинулись машины, мы отступили метров на двадцать пять от магистрали и залегли в кустах. Место было болотистое, с тысячами комаров, от которых нам не было никакого спасу. Все тело, голова, лицо, глаза были искусаны… Мы прятались в плащ-палатку. Есть было нечего. Продолжалось это двое суток. Мимо нас на Москву шли подразделения танковой дивизии СС «Мертвая голова». Наконец все стихло. Мы поднялись и с трудом перешли дорогу. Ноги онемели, от голода и жажды у нас совершенно не было сил. На той стороне дороги нас встретил и позвал в свой хлев старый высокий белорус. Его жена принесла две буханки горячего ржаного хлеба. Всем нам раздала маленькими кусочками. Потом принесла еще одну буханку. Через 20 минут принесла ведро парного молока, прямо из-под коровы. Всем досталось по кружке. Мы хорошо подкрепились. Сказали тысячу благодарных слов этим добрым людям и пошли дальше.