Инцидент на острове Виктория - Евгений Бугров

— Здравствуйте, капитан. Я принимаю ваши условия, доставьте меня на ваш корабль, — заявил Самойлов.

— Вы сказать, принимать наши условия капитуляция?

— Нет, — резко ответил Самойлов, четко произнес, — это не капитуляция. Я вам предлагаю условия сотрудничества, для вас очень выгодные. Но, прежде всего, доставьте меня на ваш корабль, я буду с вами говорить там. И еще, постарайтесь доставить меня на корабль незаметно. Это тоже в ваших интересах.

— Вы иметь информация о зарин на острове Виктория?

— Послушайте, Свенгсон, чтобы не делать лишних движений, я выставляю свои условия. Я старший офицер Генерального штаба вооруженных сил России. Имею важные сведения, которые могу сообщить вашему руководству в лице не ниже министра обороны Норвегии. Поэтому вам я сейчас ничего сообщать не буду. Я от вас требую, доставить меня на борт вашего судна, доложить об этом вашему руководству, а потом доставить меня на территорию Норвегии. Уверяю вас, если вы выполните все мои условия, то получите повышение по службе.

— Ваше имя, звание? Вы сдаваться в плен?

— Да какой плен, Свенгсон? — Самойлов начал раздражаться. — Вы имеете понятие о военной разведке?

— Так вы есть разведчик?

— О, ч-черт…, хорошо. Пусть так. Я есть русский разведчик, очень высокого ранга. Так вы доставите меня на ваш корвет? Прямо сейчас. Говорите: да или нет? Если нет, то я ухожу, — Самойлов действительно сделал шаг назад.

— Момент, — Свенгсон встал из-за стола, — ваше имя?

— Меня зовут, Самойлов, старший офицер генерального штаба Российской армии. Вы отвезете меня на ваш корабль?

— Да, господин Самойлов. Я вас буду отвозить.

— Ну, наконец-то. Тогда поехали, только я возьму вот это. — Самойлов стащил с кровати Свенгсона одеяло, накинул его себе на голову.

Капитан Свенгсон вытаращил глаза на Самойлова, но ничего не сказал. Вдвоем они вышли из палатки. Свенгсон позвал одного из матросов. Вся троица направилась к вельботу на берегу: впереди норвежский капитан Свенгсон, за ним, укрывшись одеялом, подполковник Самойлов, замыкал шествие норвежский моряк. Все трое сели в вельбот, который отплыл на корвет.

Булавин, Беленко и Крутихин осторожно, подсвечивая фонариком путь, спускались по ступенькам вниз. Ступеньки влажные и скользкие, к тому же шатались. В темноте это было неприятно и опасно.

— Как считаете, Ульрих Романович, — спросил Крутихин, — что они предпримут дальше?

— Они люди военные, как и мы. Наверное, будут связываться со своим руководством, просить указания на то, как действовать в новой ситуации, — выразил свое мнение Булавин.

— Мы у них теперь как кость в горле.

— Это точно.

— А этот генштабист гнида! — зло проронил Крутихин. — мне он сразу не понравился, как я только его увидел.

— Только бы он не выкинул какой-нибудь фортель.

— Послушайте, — в разговор мужчин встряла Беленко, — я предлагаю сегодня работать без обеда, сколько сил хватит, с учетом новых обстоятельств…

— Принято, Ольга Вячеславовна, — мгновенно отреагировал Булавин, — как, Николай, поработаем по-военному?

— А мне чо, так даже лучше. А то после обеда неохота в эту резину опять лезть.

— Как вы думаете, Ольга Вячеславовна, сколько дней нам еще понадобится, чтобы все закончить? — спросил женщину-химика Булавин.

— Если ничто не помешает, то дней пять.

— Не дадут они нам закончить! — в отчаянии проговорил Булавин, достигнув, наконец, нижнего этажа. Он подал Беленко руку, помог спуститься ей на цементный пол. — Эти норвежцы настроены серьезно. Черт, как связь нужна!

— Но генштабист ведь передал информацию в Москву.

— Передать-то передал, только под каким соусом.

Булавин и Крутихин прошли в мужскую половину, стали переодеваться. Крутихин неожиданно приблизился к Булавину.

— Связь есть у норвежцев, — загадочно сообщил капитан. — Может, попросим?

Булавин, который наполовину надел химзащиту, неожиданно застыл, посмотрел на капитана-пограничника так, как будто видел его впервые.

— Может, попросим, — тихо произнес он. — Заводи движок!

Работали без перерыва часов семь. Крутихин открывал колпачок, передавал его Беленко, Булавин заливал в снаряд реагент, Беленко закручивала колпачок, после этого мелом ставила крестик на корпусе снаряда, объявляла: «Есть! Следующий». И только, когда уже подкашивались ноги и начали дрожать руки, женщина-химик объявила:

— Все, хватит. А то напортачим что-нибудь.

— Ну, хватит, так хватит, — обрадовался Крутихин, — я бы сейчас открутил бы только одну емкость.

— Какую емкость? — поинтересовался Булавин.

— Коньячную бутылку.

— Коньяка нет. Есть спирт.

— Послушайте, — Беленко обратилась к мужчинам, — а смена прошла на удивление спокойно.

— Да, даже странно, — согласился Булавин, закидывая свой костюм химзащиты в дегазационную камеру, — как-то все подозрительно спокойно.

Однако, когда они поднялись на жилой этаж, их ожидал очередной сюрприз:

— Самойлов пропал, — испуганно сообщил лейтенант Иноземцев соратникам.

— Как пропал, куда пропал?! — Булавин ошарашено посмотрел на пограничника.

— Не знаю. Я когда готовил обед, он поднялся наверх к Малышкину.

— А где Малышкин? — резко спросил Булавин.

— Да здесь я, здесь, товарищ подполковник, — вперед вышел рядовой Малышкин.

— Он при тебе пропал?

— Наверное, — Малышкин по-детски шмыгнул носом, — я, когда вел наблюдение за норвежцами, он подошел ко мне сказал, чтобы я сбегал за биноклем. Ну, я пошел, а когда пришел, то его уже не было на НП.

— И где же он? — Крутихин впился взглядом в лицо солдатика.

— Не знаю.

— Ты все просмотрел, может он в шахте для пусковых установок? — Булавин был в замешательстве.

— Да все я просмотрел. Я тут каждую щель знаю.

— Час от часу не легче, — тихо промолвил Булавин, сел за стол и, надув щеки, выпустил воздух их легких.

— И еще, товарищ подполковник, — Малышкин понизил голос, посмотрел на Булавина напряженно, — я, когда вернулся назад с биноклем, то увидел, как от берега отошла моторка, а там, в моторке, значит, было что-то закрыто брезентом.

— Что закрыто?

— Не знаю, но крупное.

— Хорошо, Малышкин, идите, наблюдайте. Какие версии, товарищи офицеры? — Булавин тоскливо посмотрел на пограничников.

— Пошел подышать свежим воздухом, а его задрал медведь, — иронично предположил Крутихин.