Рассекреченное королевство. Власть - Ровенна Миллер

Операционный стол опустел, и хирург велел уложить на него новоприбывшего.

Я затаила дыхание. Тот был ранен в живот. Дыра сочилась кровью, и в ней проглядывали внутренности. Не думала, что когда-нибудь такое увижу. Его бледное лицо выглядело почти серым, а глаза не могли сфокусироваться. А еще, взглянув на него пристальнее, я поняла, что он очень молод. Не больше шестнадцати-семнадцати лет.

На пареньке была синяя форма с серебристыми нашивками офицера армии роялистов.

– Ну что ж, – пробормотал Хеймиш, снимая с раны слои пропитанной кровью одежды. Шерсть и лен были разорваны, и я ненароком задумалась, сколько же волокон ткани попало в рану. Волна тошноты подкатила к горлу, но я отмахнулась от тягостных мыслей и вернулась к своему занятию: продолжила повторяющимися и почти медитативными движениями создавать магию и накладывать чары на раненого.

Кажется, Хеймиш не обращался с вражеским офицером иначе из-за цвета формы бедолаги. Доктор внимательно рассмотрел рану, ощупал ее, хотя страдалец издавал пронзительные крики боли, и даже склонился понюхать.

– Дрянь дело, – вздохнул Оглторп, понизив голос так, что тот прозвучал почти ласково. Вряд ли юноша вообще его услышал, не то что понял, но хирург обращался именно к нему. – Нет смысла выковыривать из тебя пули. Будь хорошим мальчиком и выпей лекарство, оно облегчит боль.

Он хрипло велел своему подручному принести бутыль с маслянистой настойкой янтарного цвета. Взглянул на мерный стаканчик и вместо него плеснул лекарство в бокал, в котором еще оставался портвейн.

– Подержи ему голову! – рявкнул Хеймиш на помощника, и тот повиновался.

Мальчик-офицер проглотил смесь и закашлялся.

– Смотри не выблюй, эта штука дорого стоит, – велел Хеймиш. – У нас мало времени, скоро она подействует. Как тебя зовут?

– Элиас Хардинголд.

Я остолбенела: парнишка происходил из семьи Паулины, подруги Виолы, что была вхожа в ее салон. Это не просто роялистский офицер – это сын, брат или кузен кого-то знакомого мне. В груди точно разверзлась ноющая дыра, отражение чужой боли, от которой я могла отгородиться, когда думала, что этот юноша просто чужак.

– Хотите что-то кому-нибудь передать?

Я отпрянула, и мои чары угасли. Я-то думала, Хеймиш ждет, пока подействует обезболивающее, чтобы заняться раной. Но нет – перед нами на операционном столе лежал почти мертвец.

– Я еще несовершеннолетний. Меня воспитывала тетя. Леди Ринн Хардинголд. Пожалуйста, сообщите ей. Только не говорите… не говорите… – Дрожащие пальцы Элиаса потянулись к разверстой ране, и Хеймиш накрыл его руку своей.

– Разумеется, неприятные подробности я опущу, – заверил доктор. – Ты сражался как лев, был ранен и умер, почти не страдая. Так сойдет? Ну вот, ты уже совсем устал, отдохни…

Хеймиш отошел к комоду и взял еще бинтов.

– Но почему… – начала я.

– Нутро все разворочено. Если чуешь запах дерьма – уже ничем не помочь. Такая доза ночецвета избавит его от нескольких часов страданий. – Хеймиш посмотрел в мое опрокинутое лицо. – Достаточно обычная практика – позволить умереть во сне, а не завывая от боли.

Веки юноши, трепеща, смежились, погрузив того в беспокойный сон. Я соткала толстое покрывало цвета чистого золота и мягко накинула поверх страдальца.

Лагерь проснулся в праздничном настроении. Нападение роялистов было отражено, Хейзелуайт отбит, враг покинул наши земли.

Сайан, проведя утреннюю инспекцию, вернулся на кухню фермерского дома. Стоило ему переступить порог, как на него тут же набросился Теодор:

– Много ли пострадавших?

– Вовсе нет. Примерно сорок раненых, большинство несерьезно. Почти все, кроме, пожалуй, одного-двоих, вернутся до конца недели на службу.

– Тогда почему вы такой мрачный?

Сайан сурово выпятил подбородок.

– Это только пробный шар. Как предположила Софи, роялисты испытывали наши силы после наложения чар. Если бы мы уступили, они бы с легкостью взяли город. Однако враг был не слишком настойчив. Явились как на парад, разряженные, словно попугаи… Боюсь, они думают, это и есть война. Что все будет легко.

– Зато теперь мы – как и роялисты – знаем, сколько длятся их чары. Не слишком долго! – заявила Альба, входя на кухню с глиняной чашкой странно пахнущего чая.

– Софи была права, – сказал Сайан. – Им требуется нечто вроде противоядия, чтобы напасть на нас, пока магия действует.

– Насколько нам известно, ничего подобного не существует.

Я проверила, кто из солдат во время нападения был в зачарованной одежде. Моя магия ослабила самые тяжелые симптомы, и счастливчики оправились от проклятия быстрее, но ни один из них не был способен мгновенно ринуться в бой.

– Это в значительной степени увеличивает наши шансы. Насколько я знаю, они не могут направлять свои чары подобно мне.

Альба допила чай.

– Итак, если это и есть великое секретное оружие Серафа, ущерба нам оно почти не нанесло. Все не так уж плохо. Не стоит брюзжать, – добавила она, легонько подтолкнув Сайана ногой. Тот пристально воззрился на нее. – Если хочешь, я сварю кофе, только убери это кислое выражение с лица.

Сайан пристрастился к кофе галатинской обжарки.

– Полагаю, ты права, – признал он. – Не стоит заблуждаться, они и дальше будут использовать чары. Армия Серафа не станет разбазаривать ресурсы, а магия – это именно ресурс. Они все идеально рассчитают и попробуют снова.

– Вчера утром ты пытался приготовить кофе, используя воды в три раза меньше необходимого, – фыркнула Альба. – Так что не будем об идеальных серафских вычислениях.

Она подтянула к себе крюк из очага и повесила на него чайник.

– Кто-нибудь желает чай? Или я заварю кофе только для серафского медведя?

– Где ты нашла чай? – спросил ее Теодор. – Я думал, он у нас весь вышел.

– Это ясменник. Он из рода мятных. Растет в живой изгороди. Не слишком вкусно, – добавила она, потягивая варево, – зато помогает успокоить желудок. После серафских фокусов особенно полезно.

Я понюхала чай из ясменника – он пах как мята, которая годами пролежала в сундуке с бельем.

– Пожалуй, я буду кофе. Кстати, надолго ли его хватит, если чай уже закончился? – задумалась я.

Альба вручила мне надколотую чашку, полную ароматного напитка.

– Чая с самого начала было немного, – заметила монахиня. – Кофе, мука, соленая свинина и рыба у нас в изобилии. А вот сахара хотелось бы больше.

– А ты быстро запомнила, сколько продовольствия у нашего интенданта, – улыбнулась я, а Альба покраснела – сначала она отправляла припасы в Хейзелуайт, а теперь приглядывала за ними.