Салон красоты. Наперегонки с судьбой - Мария Ветрова

— Он что, моряк? — Настя тоже включилась в разговор.

— Он музыкант! — вмешался Дон Антонио. — И золотой мужик…

— А почему же тогда все его Капитаном называют?

— Потому что он служил в оркестре Министерства обороны, звание имел, но… Увы, проклятый алкоголь!

— Это было в прошлом! — Мария Петровна с беспокойством посмотрела на Снежану. — Так же, как и служба… Он уже лет десять в «завязке», ветеринаром за эти годы стал…

— А если он того… «развязал»?! — В глазах Снежаны отразилась паника. Мария Петровна не успела ответить.

— Найдем того, кто в этом виноват, запрем на трое суток с Капитаном… — перебил ее Дон Антонио.

Ромашка тоже не успела ничего сказать, так как именно в этот момент раздался звонок, заставив всех женщин одновременно привстать со своих мест.

— А вдруг он? — Ромашка с Настей произнесли это одновременно, но в отличие от Снежаны Настя бросилась вслед за Марией Петровной в прихожую. На пороге стояли Кедыч с Павлом.

Однако всеобщей радости хватило не надолго: едва Мария Петровна включила свет, как обе дружно ахнули: рубашка Павла была вся в крови…

— Господи, Паша! — в отчаянии воскликнула Настя. — Ты опять во что-то вляпался, дрался, да?

— Нет…

— Погоди, расскажешь потом, — вмешалась Мария Петровна. — Живо снимай рубашку, ее надо застирать прямо сейчас!

— Я сама. — Настя решительно потянула Павла за рукав, и тот, пожав плечами, подчинился.

— Ладно, стирай… Пойду пока домой, переоденусь.

— Что за переполох? — Дон Антонио с удивлением посмотрел на прошедшего через гостиную голого по пояс Павла.

— Пашка явился весь в крови, подрался с кем-то…

— Женщины! — повысил голос Кедыч, чтобы быть услышанным. — Вы хоть слово дадите сказать? Вот, спасибо… Не дрался он ни с кем! Там, на улице, женщину сбило машиной… Открытый перелом, кровищи — море… Пока «скорая» подъехала, Павел ей шину наложил и перевязку сделал.

— Здорово! Какой же он… — Настя, успевшая простирнуть Пашину рубашку, не находила от восхищения слов, чем и вызвала незамеченную ею ухмылку на лице Дона Антонио.

— Все, ребята! — Дон решительно вернулся за стол. — Сейчас будем петь в честь Павла Ветрова исключительно мужские песни… Паша, вам водки налить?

— А есть? — вошедший в этот момент в гостиную Павел на предложение прореагировал заинтересованно.

— Должна быть. Я на всякий случай держу тут бутылочку про запас… Когда человек приходит домой в таком состоянии, ему не сухого винца наливать следует, а лучше прямо медицинского спирта… Ну, кто еще с нами по водочке?

— Ладно, Антон, — Мария Петровна подмигнула Насте, — раз такое дело, Давай и мне… Вот только знала бы, так закуску приготовила посерьезнее… А вообще-то, если хотите, можно быстро нажарить котлет! Фарш и вареный рис у меня есть…

— Фу, как буднично, — Дон Антонио подчеркнуто горестно вздохнул. — Но ничего не поделаешь, лично я сегодня к кулинарным подвигам не готов.

— Зато я всегда готова! — вмиг оживившаяся с появлением Павла Настя решительно поднялась из-за стола. — Я быстро!

— Надо же! — Антонио удивленно поднял брови. — И как я про тебя мог забыть?! Но учти, Анастасия: на все про все у тебя ровно… сейчас скажу… двадцать четыре минуты!

— Можете засекать: через двадцать минут будут готовы настоящие классические… ежики!

— В тумане?

— В сметане! Ассистенты не требуются, всем оставаться на местах!

Настя знала, о чем говорила: ежики были из тех блюд, которые они с мамой считали ее фирменными не только из-за вкусовых особенностей Настиного приготовления, но и благодаря молниеносной скорости, с которой она их делала.

И спустя двадцать минут она, как и обещала, внесла в гостиную готовое, да еще уложенное с затейливостью японской икебаны, блюдо. И, разумеется, не преминула воспользоваться всеобщим изумлением, чтобы сесть рядом с Пашей.

— Павлик, — она слегка толкнула в бок увлеченно жующего доктора. — Я сегодня сделала одиннадцать звонков!

— Кому? — Он уставился на Настю, явно ничего не понимая.

— Как кому? По списку, который ты мне дал.

— А!.. И как?

— Пока не очень. Представляешь, все Петровы почему-то страшно легкомысленные! Принимают меня неизвестно за кого: в первую очередь интересуются, что я делаю сегодня вечером…

— Это не фамильное качество Петровых, — ухмыльнулся Павел. — Все мужики такие.

— Кроме Ветровых? — Настя кокетливо прищурилась.

— Ты что, хочешь, чтобы и я тебе свидание назначил?

— Обмечталась…

Честно говоря, делать вид, что это она так шутит, Насте совсем не хотелось. И она уже было собралась продолжить этот очень интересный для нее разговор, но поневоле отвлеклась на Кедыча: обычно весьма мягко и тихо разговаривающий, он громче обычного, и, как показалось Насте, весьма мрачно заявил: «Спасибо, здорово ты мне удружил!»

Реплика адресовалась Дону Антонио. И теперь Настя припомнила, что вроде бы в прошлый раз Кедыч и Дон разговаривали о каком-то подвале, из которого Кедыча несправедливо выперли. То ли он ремонт там сделал, то ли с группой молодых ребят на гитарах репетировал… А точнее, и то, и другое…

— А что? — Дон Антонио недоуменно воззрился на друга. — Твой подвал свободен, можешь вселяться: никто на него больше не покусится…

— Ага, — зло усмехнулся Кедыч.

— Да в чем дело-то?

— В том, что выселил ты не тех, кого надо, и не из того подвала!

— Я?! — Дон Антонио резко отложил гитару. — Вот что, Кедыч, запомни: я никогда и ничего не путаю! Ты сам написал адрес, собственной рукой, и жаловался на отморозков, которые вас оттуда вышвырнули… Сейчас!

Дотянувшись до своей барсетки, Антонио вынул из нее основательно помятую записку.

— Смотри! Твоя рука?

— Моя… — Кедыч растерянно обвел глазами застолье.

Неясная тревога шевельнулась в глубине души Насти, заставив почти забыть про Павла. Незнакомые интонации появились не только в голосе Кедыча, но и Дона Антонио, и определить их девушка не могла, хотя именно они-то и насторожили ее.

— В чем же дело? — Антонио бросал теперь слова сквозь зубы. — Заказ выполнен грамотно! По всей форме и в срок: Пролетарская, четыре, корпус два, подъезд три…

— Дон, ты что?! — Кедыч поднялся из-за стола. — Не четыре, а семь! Это у меня семерка такая…

— Ну, мой дорогой, — хмыкнул Антонио. — С таким почерком только приговор подписывать!

— Ты даешь… — Кедыч покачал головой. — Ребят ни за что побили…

— Побили — не убили. Заселяйся, обратно они не придут.