Каннибалы - Юлия Яковлева

29

Пресс-секретарь московской полиции была крашеная брюнетка Оксана: черные волосы были с помощью щипцов-утюга вытянуты вдоль лица с искусственным загаром. Получалась ложно-средиземноморская картинка. Полицейская форма ей была к лицу. Злопыхатели шептались: «бессмысленная кукла» и «чья-то любовница». Второй ответ неверный: кое-чья дочка. Но дело все равно не в этом: новости бывают всякие, и когда они плохие, лучше, если сообщает их приятная девушка. Это осаживало журналюг. На красивых девушек труднее орать, а хорошо воспитанные журналисты писали не о криминальной сводке, о новостях культуры. Так казалось Оксане.

Вот бы рыкнуть однажды в телефон.

Но она не умела.

Переплетя под столом дивные ноги, опустив длинные волосы, она канючила в трубку:

– …Нет… нет… да, операция закончена… нет, с визитом президента никак не связано… нет, пока рассказывать рано. Никаких комментариев… То есть?.. Какая картинка уже есть?

Сквозь пряди проглянуло встревоженное лицо. Оксана отвела волосы. Зажав щекой трубку (стойкий тональный крем не оставлял следов), она всеми десятью пальцами набрала в поисковике название онлайн-газеты – кликнула по выпавшей ссылке.

На черно-белой фотографии была стена здания – центр Москвы: окна, балкончик. Служебная часть театра. На балконе стоял маленький мальчик.

30

Но и этот спектакль закончился. Даша выбежала к самой рампе – в набегающую навстречу волну оваций.

Билетерши, по две за каждое ушко, несли к ней огромную корзину цветов. Все четверо благоговели, как будто несли хоругвь. Цветы были от президента.

Даша на нее и не глянула.

Остановилась, вскинула руку. В такие секунды она чувствовала себя, как, должно быть, укротитель тигров чувствует себя в клетке.

Галерка билась и ревела. На галерке, на самых дешевых местах – истинные знатоки, балетоманы, которые отдадут за билет последнее.

Ну и что, что на спектакле президент, да хоть король. Первый поклон – всегда верхним ярусам. Галерке. Даша бросила улыбку наверх, прижала руку к груди, как бы благодаря балетоманов. Снова вскинула руку в приветствии.

Множество глаз направлены на нее. Множество чужих воль – в ее кулаке. В Царской ложе аплодируют. Неразличимые со сцены зернышки лиц.

За спиной, она знает, волчьи глаза труппы. Поклон подождет. Сначала обвести взглядом зал.

Поза, вздернутый подбородок, ей хотелось бросить им всем, туда, за спину: «Ну? Съели?»

Она увидела, как в яме поднялись оркестранты. Повернулись к сцене. Они хлопали, они постукивали смычками по инструментам – высшая похвала собрату-артисту.

У Даши сжалось в горле. Ей хотелось чувствовать холодную злобу победительницы – но вместо этого она была просто счастлива.

Вскинула обе руки – зал заревел. Она склонилась в глубоком реверансе, отведя скругленные руки далеко за спину. Затылком чувствуя, как обдает ее жар общего восторга.

31

Вероника на поклоны не осталась. Вышла из актерской ложи сразу после коды. Она бы после дуэта ушла. Но хотелось увидеть самой, если вдруг Белова ебнется на жопу во время больших кабриолей. Ну а вдруг? Не повезло.

Гримасой изобразила, как ее тошнит от увиденного. И быстро пошла по пустому коридору (в закрытые двери лож из зала ломилась, ревя и бряцая, музыка апофеоза), к выходу за кулисы.

32

Президент Петров, шлепая в ладони, наклонил голову к гостю-конголезцу, с довольным видом заметил: «Наша, из Питера». Переводчик залопотал, объясняя короткую фразу. Питер – это Петербург, Петербург – родной город президента, в Петербурге традиционно гордятся своим балетом, поэтому господин Петров очень рад, что вы смогли пойти с ним сегодня на спектакль. Курчавая седеющая голова покивала. Заметив, что mister Petrov поднимается из кресла, конголезский президент поспешил проявить учтивость – тоже встал. Но русский президент встал не для того, чтобы выйти. Он стоял у барьера и аплодировал.

Заметив, что президент аплодирует стоя, стали подобострастно поднимать задницы в корпоративных ложах. Отвечая общему движению, как рождающейся волне, с рокотом встал партер.

В зале прибавили света – люстра сверкала во всю мощь.

Борис, аплодируя, как все, обернулся на Царскую ложу. Президент поймал его взгляд, чуть кивнул. Снова стал глядеть на сцену: балерина красовалась, расхаживала перед рампой, надутая и самолюбивая, как павлин. Президент – доволен? Бориса это не успокоило, встревожило: чем доволен? тем, что «Росалмаз» подставил балету финансовое плечо, а балерина из Питера, и спектакль понравился? Или тем, как он лично решил проблему с Востровым?

Президент опять глянул на него. Кивнул опять. Улыбнулся шире. У Бориса отлегло. В целом – доволен. Хорошо – все.

От облегчения он заколотил в ладони ковшом, так что даже Вера удивленно обернулась:

– Какой ты энтузиаст, оказывается.

Борис ответил ей счастливой улыбкой. Улыбнулась и она.

Она счастлива. Да! Очень счастлива. Она заслужила. Борис прекрасный муж – в остальном. Виктор уже сам мужчина. Вон какой красивый, даже не верится, что ее сын – такой большой, такой… отдельный. И Аня. Вера восхищалась своей дочерью. Красивая, нет, больше, чем красивая, – умная и интересная. Вот, опять оступилась на хромую ногу. Ну не страшно, если не знать, то и не видно. У нее великолепные дети. Великолепные. Семья. Она сама – видала всякое. Но им – только самое лучшее. Только счастье. Они – ее счастье.

– Понравилось? – наклонился к самому ее уху Борис.

– Что? – не расслышала за ором публики, за всеми этими «браво!» Вера. Но догадалась по его губам, крикнула в ответ:

– Супер! Да. Супер.

Борис кивнул, довольный.

Она за них готова на все. На все.

Бархатный занавес опять сомкнулся. Партер, подначиваемый галеркой, продолжал хлопать – вызывать Белову на поклоны.

Но президент уже повернулся спиной. Уже его закрыла от зала охрана. Борис понял: пора и ему. Тронул Веру за локоть. Виктор заметил его движение. Чуть скривил губы:

– Это неуважение к артистам.

Виктор продолжал хлопать – демонстративно. Настроения Борису это не испортило. В другой раз – может быть. Но не сейчас, когда президент так доволен, что показал это ему, всем.

Гулкие, пушечные хлопки позади. Бам! Бам! Бам! Борис обернулся. И хорошее настроение промерзло до дна.

Когда все уже давно пересадили себе волосы, Дюша продолжал брить голову по моде 90-х. В черепе, полированном, как бильярдный шар, дрожали огоньки люстры.

Бам! Бам! Бам! – ладони Дюша сложил ковшом, чтобы получить гулкий звук. И заорал:

– Браво, Белова!!!

Так что Вера подпрыгнула. Аня чуть не уронила бинокль. А Виктор смахнул с барьера программку. Все обернулись. И только Дюша, как ни в чем не бывало продолжая лупить ладонями, протиснулся мимо них к барьеру, перегнулся, заорал: