Твое время принадлежит мне - Татьяна Семакова

— проорал из-за двери, а я почти бегом спустилась вниз, пронеслась по первому этажу, задев Колю плечом, прыгнула на байк и нервно постучала Генке по руке.

Он тут же рванул с места, а я стиснула зубы, вцепившись в его куртку, и рыдала в голос, заглушаемая ревом мотора.

— Дура! — рявкнула с чувством, а Гена прокричал:

— Что?!

— Дура! — повторила, убрав руки с его куртки и вцепившись в ручки по обеим сторонам от сиденья.

Гена начал притормаживать и вскоре остановился на обочине, сняв шлем.

— Ничего не понял, — сказал виновато, разворачиваясь, а я подняла визор. — Теперь ещё больше не понял. Чего ревешь?

Я слезла и сняла шлем, размазывая слёзы по лицу. Друг неловко топтался рядом и не знал, что ему предпринять, чтобы остановить вселенский потоп, а я сунула ему шлем и уткнулась в свои руки, продолжая реветь, содрогаясь всем телом.

«Вот тебе и нежные чувства» — подумала зло, чувствуя себя последней идиоткой.

«Вот и живи дальше» — усмехнулся кто-то злорадный внутри и стало ещё обиднее.

Я заскулила жалобно и уткнулась в друга, ища поддержки, а он положил мне руку на спину и буркнул:

— Жесть.

— Я думала, его ранили или убили, а он с другой… — пробормотала сквозь слёзы, а Генка отозвался флегматично:

— И ты найдёшь другого.

— Не хочу другого, этого хочу, — надула я губы. — Коля предупреждал, а я не поверила… дура.

— А этот — это кто? — спросил, слегка отстранившись. — Квартирант?

— Он, — всхлипнула, вытерев слёзы.

— Не самый лучший выбор. Там кровь во дворе… по его милости заварушка?

— По моей, — скривилась, а у Гены полезли глаза на лоб.

— Пояснишь? — спросил осторожно, а я махнула рукой:

— Потом. Вернёмся в деревню?

— Давай, — пожал плечами и вернул мне шлем.

Через полчаса мы снова въехали в деревню, двигаясь тихим ходом и подняв всех собак. Одна попыталась ухватить меня за ногу, я взвизгнула, а из соседнего с бабушкиным домом вышла старушка с клюкой и потрясла ей в воздухе, взревев на всю округу:

— Мухтар! Морда ты бесстыжая!

Мухтар слегка присел, повесив уши, но продолжил поглядывать в мою сторону. Я слезла, сняла шлем и громко поздоровалась:

— Баб Маш, здравствуйте!

— Нина, деточка, ты? — ахнула старушка и устремилась к нам, подслеповато щурясь и сложив ладонь козырьком, защищаясь от палящего солнца.

— Я, баб Маш, — улыбнулась, а она всплеснула руками:

— Какая красавица выросла! А чего лицо красное? Надуло дорогой? Чёртова колесница, — и потыкала в байк палкой, а Гена нахмурился, обидевшись за верного друга.

— Надуло, — кивнула согласно. — Пройдет.

— Второй раз за день, — хитро прищурилась старуха, — случилось чего, аль продаёшь?

— Да я это… — замямлила в ответ, а потом нашлась: — Утюг забыла выключить, пришлось вернуться домой.

— А приехала чего? Столько лет не было…

— Да решила вещи разобрать… мама тут жила, когда мной беременная ходила, думала, может, осталось чего. На память.

— Это ты что-то путаешь, — удивилась соседка. — Как по молодости уехала, так только погостить на пару дней.

— А я думала, тут… говорила на природе, а где ещё?

— Может, у свекрови? — пожала та плечами. — Бабка твоя рассказывала, разругались они, не общались несколько лет, уж не знаю причину.

— Так бабушка по папе давно уж умерла, — удивилась в ответ. — За несколько лет до моего рождения.

— Да, но дом-то остался. Из соседней деревни он, папа твой. А дед плотником был, хороший у них дом, добротный, до сих пор небось стоит, чего ему будет? Вон Палны и то уцелел… хоть и без присмотра столько лет… я толко успеваю мальчишек от окон гонять, Мухтара на них травлю, сама-то только палкой грозить и могу…

Мы с Геной переглянулись и я спросила:

— А где дом-то? Любопытно, хоть посмотреть, пока тут.

— Да в Некрасовке, пару километров вдоль речки, там на горку и сразу деревня за липами. А дом зелёной краской был выкрашен, оконца резные, со ставнями, таких ни у кого не было. Хотя, может, и сняли уже… последний он, прямо за ним овраг, тот уж точно никуда не делся, — разболталась старушка.

— Спасибо, — ответила коротко и села, прилаживая шлем. — Придержите пёсика?

— Придержу, что ж не придержать… — возмутилась баб Маша и заорала дурниной: — Мухтар! А ну иди сюда, хвост облезлый!

Я порадовалась, что успела напялить шлем, а Генка дернулся, поморщившись. Натянул свой и быстро сел, повернув ключ и торопясь уехать.

Нужный дом мы нашли без труда, во дворе стояла машина, ставни были на месте, а стены перетерпели изменения и стали синими. Выглядел ухоженно, невысокий, но крепкий забор, подстриженная лужайка, детские качели и добродушная рыжая собака на длинной цепи, отчаянно завилявшая хвостом при моем приближении. Присела на передние лапы и заскулила в нетерпении, а я засмеялась и протянула руку к добродушной мордашке, как вдруг услышала грозный женский окрик:

— Вы кто?

— Простите, — разогнулась, одернув руку, и увидела крупную барыню в цветастом платье и тазом в одной руке.

— Что Вам? — спросила с вызовом, а я растерялась от такого недружелюбия и сказала ещё раз:

— Простите, этот дом принадлежал моей бабушке…

— Еще одна, — вздохнула она недовольно, а я замерла и спросила осторожно:

— Инга тоже приезжала?

— Приезжала, приезжала, — фыркнула женщина, — все тут излазила, цветы примяла, носилась сайгаком.

— Она не рассказывала, — надула губы и соврала: — Мы не общаемся, — и добавила абсолютную правду: — Стерва она.

— Это уж точно, — хохотнула женщина. — Сестра?

— Одно название, — скривилась в ответ. — Я в соседней деревне была, у другой бабки, ну и начали вспоминать, она этот дом нахваливала, а я и не была ни разу. Давно вы тут? Дом-то, поди, долго пустовал, а выглядит до сих пор как с открытки.

— Жила тут какая-то, — пожала она плечами. — Странная, не выходила совсем, даже летом. Мы в соседнем раньше жили, а потом как Алексей предложил выкупить, назанимали по родне и переехали. Хороший дом, до сих пор хлопот никаких, так, по ерунде.

— Красивый, — улыбнулась в ответ