Певец боевых колесниц - Александр Проханов

Все смялись. Президент пожал юноше руку.

У следующего стенда юные селекционеры показали Президенту яблоко величиной с арбуз. Президент поднял тяжелый плод и спросил:

– А если такое яблочко упадет на голову? Садоводы должны ходить в касках?

– Мы выводим стелящиеся сорта, – ответила смущенная барышня. – Яблоки с земли будет убирать комбайн.

На третьем стенде молодые программисты показали Президенту вычислительную машину, способную предсказывать будущее. В нее вводились данные о современной международной обстановке, и система выдавала прогноз, точность которого не превышала четырех процентов.

– Очень надеюсь, что к моменту, когда министр иностранных дел подаст в отставку, вы повысите достоверность прогнозов до восьмидесяти процентов, – Президент осматривал электронные блоки, экраны с бегущими синусоидами и представлял коричневое продолговатое лицо своего министра, с которым у него была намечена вечерняя встреча.

Президент осмотрел все стенды, внимательно выслушал молодых изобретателей и решил выступить перед ними с кратким словом.

Между тем в особняке Школьника начиналось представление. На сцену вышел виолончелист, грузный, рыхлый, с черными подглазьями, волнистыми до плеч волосами. Виолончель отсвечивала лаком, пела возвышенно и печально. Музыкант встряхивал волосами.

Подкопаев не узнавал композитора. Может быть, это был Гендель со своими волшебными переливами. Музыкант играл весьма долго. Затем на сцене появились служители и поставили клетки. В них находились черная собака, пестрый петух и рыжий кот. Все вели себя беспокойно. Петух просовывал сквозь решетку голову с красным гребнем. Собака крутилась в тесной клетке. Толстый рыжий кот пытался встать на задние лапы.

Появился еще один служитель. В руках у него был большой эмалированный чайник. Он подходил к клеткам и поливал животных кипятком. От струи воды шел пар. Виолончель играла дивную музыку. Собака истошно выла, лизала ошпаренный бок. Петух захлебывался, гоготал, издавая хриплые клекоты. Было видно, как из него выпадают перья. Кот жутко ревел и стенал, пытался уклониться от кипятка, бился головой о решетку.

Действо продолжалось несколько минут. Виолончелист кончил играть, поклонился и унес инструмент. Служители забирали клетки. Ошпаренная собака трусливо скулила, ожидая мучений. Петух то ли умер, то ли лежал в обмороке. Кот лизал обожженный бок.

Зал аплодировал. Режиссер, тот, что поставил «Трех сестер», кричал браво. Автор постановки «Ромео и Джульетты», обращаясь к залу, восклицал: «Это сильнее, чем Шнитке!»

Подкопаев, сокрушенный садистской сценой, смотрел на араукарию. Ветки ее напряглись, страстно обнимали зал, держали в мохнатых лапах рукоплещущих зрителей, служителей, уносивших клетки с измученными животными.

С первого ряда поднялся Школьник, обратился к залу:

– Сейчас вам принесут изысканное блюдо с берегов Амазонки. Оно делает мужчину неутомимым в любви, а пожилая женщина обретает способность родить. Не всем из вас хватит блюд, но вы можете поделиться с соседом. Итак, пауки-птицееды с берегов Амазонки!

Школьник махнул рукой. На этот взмах появились официанты в белом, с подносами. На подносах помещались тарелочки с кушаньем. В зале возник невыносимый запах падали и горелой резины. Официанты обносили ряды. Школьник взял руками огромного паука. С хрустом сломал хитин. Высасывал пахучую жижу. Надкусывал хрустящие лапки, выдавливал белую мякоть. Гости ели, давились. Некоторых рвало. Не желая показаться старомодными, они через силу ели многоногое, с колючими жалами, существо.

Араукария, казалось, трепетала, сгребала мохнатыми ладонями сгустки отвращения и зловония. Профессор Брауншвейг что-то шептал дереву, водил руками вдоль веток, словно гладил. Дерево выбрасывало из ветвей прозрачные вихри.

– А теперь, господа, эскорт! Сам подбирал, зная вкусы друзей! – радостно воскликнул Школьник.

На сцену стали выходить голые старухи. Теснились у края сцены, улыбались гостям искусственными зубами, белевшими в запавших ртах.

Здесь была огромная старуха с пластами желтого жира, ниспадавшего на бедра, с пухлым животом, половину которого закрывали огромные фиолетовые груди. Она кокетливо раздвигала и сдвигала колени, показывала желтый истлевший клок шерсти.

Рядом была худая старуха с пустыми, висящими грудями, на которых торчали сморщенные, как урюк, соски. Ее седые волосы были рассыпаны по костлявым плечам. Она манила к себе гостей синими пальцами в перстнях.

Тут была одноногая женщина на костыле с розовым обрубком. Были женщины-уроды с огромными непомерными бедрами и вывернутыми ногами в синих венах.

Все улыбались, манили к себе, а потом спустились в зал, смешались с гостями. Те, обнимая их, удалялись в кабинеты. И оттуда слышался хриплый старушечий смех.

К Подкопаеву подошла рыжая, с крашеными волосами старуха, у которой вместо одной груди болтался обрезок. Показывала ему свои подмышки, заросшие седым войлоком. Стала к нему ластиться, выговаривая: «Хау ду ю ду».

Подкопаев смотрел на магическое дерево. Оно вонзало ветви в зал, выстреливало прозрачными взрывами, от которых туманился воздух. Профессор Брауншвейг извивался вокруг араукарии, припадал к ней чреслами, кусал ветки, словно хотел причинить ей боль. Они с деревом танцевали невиданный эротический танец. На губах профессора выступила пена.

Президент Вязов собрал вокруг себя молодежь. Он испытывал воодушевление. Здесь его слушали с обожанием, с доверием. Ему хотелось обратиться к этим свежим очаровательным людям с напутствием.

– Вы должны мечтать. Русский народ мечтатель. Только мечтая о братстве, справедливости, красоте, русский народ мог создать свое великое государство, написать великие книги и великую музыку, выиграть самую страшную в мире войну, улететь в космос. Мечтайте! Мечтайте о недоступном, несбыточном, и тогда оно сбудется!

Президент поднял руку, словно хотел указать на звезды. Почувствовал, как на него налетел ком тьмы, пошатнул, опрокинул навзничь. Он упал, задыхаясь, чувствуя, как вселившийся в него ком тьмы сжигает сердце.

Охрана кинулась его поднимать. Его уложили на диван, и к нему уже спешила бригада врачей, которая неотступно сопровождала его в поездках.

Подкопаев лежал в своей утренней комнате, наблюдая, как полоса солнца из-за шторы плывет по стене. Он сравнивал ее с медленной солнечной улиткой, которая ползет по книгам на полке, по старомодной фарфоровой вазе, доставшейся от бабушки, по выцветшей акварели, нарисованной мамой во время их поездки в Суздаль.

Ночь была сумбурной, скомканной, лоскутной, сшитой из кошмаров и пробуждений. Он вспоминал события двух минувших дней. И эти события тоже казались сном.

Он пытался найти тот завиток, в котором его жизнь повернулась и пошла другим путем, непредсказуемым и опасным. Вечеринка с дурацкой «политической свадьбой» Камилы Вовчек и Лаврентия Бака. Белая простыня, залитая красным вином. Шелестящий блеклый Бритиков, которому удалось выманить его из уютной компании в военный госпиталь. Огромный, похожий на выловленную рыбу генерал Филиппов, в чьей руке текла загадочная темная река. Внезапная смерть генерала, оборвавшая смутный рассказ о каком-то заговоре. Отлетевший женский каблук, и женщина с лазурными глазами экзотической птицы, от которых нет сил оторваться. Его обморок в оранжерее с видениями, о которых уже не вспомнить. Масонский кружок миллиардеров, в который он почему-то был допущен. Жуткий концерт с воем ошпаренных животных, со зловонными пауками и мерзкой старухой, что показывала ему заросшие истлевшей шерстью подмышки.