Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

Выхожу на парковку и с облегчением замечаю, что место Разумовского уже пустует. Уехал. Слава Богу. Расслабляюсь и сажусь в свою машину, тут даже дышится свободнее. Безопаснее.

По пути заезжаю в супермаркет и покупаю себе всякой еды. Полезной и не очень. Совсем-совсем немножко неполезной, но так хочется солёных оливок, фаршированных креветками и лимоном. Беру сразу четыре баночки. Уже на кассе рот наполняется слюной так, что опасаюсь как бы кассир ничего не спросила, а то вдруг рот открою и капнет на транспортную ленту. Стыдно будет!

Но она, к счастью, ничего не спрашивает. Видит карту у меня в руках и молча включает терминал для оплаты.

Конечно же до дома я не выдерживаю. Едва сажусь в машину, тут же, чуть не сломав ноготь, вскрываю одну. Достаю пальцами оливку и кладу в рот.

Боже!

Что происходит с моими вкусовыми рецепторами? Они с ума сошли?

Как же вкусно!

Кажется, я даже немного стону от удовольствия. Хорошо, что в машине, на улице уже стемнело, и никто меня не видит.

Не успокаиваюсь, пока не съедаю всю баночку. Вот это кайф так кайф. Теперь можно и спокойно домой поехать.

Дома принимаю душ и варю себе на ужин креветки. Включаю любимый сериал и почти сразу засыпаю.

Однако через несколько часов просыпаюсь так резко, будто меня пнули. Живот болит и сильно тошнит. В голове будто молоточки стучат, а сердце вот-вот выскочит из груди.

Боль в животе сильно пугает, но, кажется, это всего лишь несварение. Да, похоже на него.

Я достаю аптечку, перебираю таблетки в поисках нужной, но вдруг зависаю в блистером в руках. А вдруг нельзя? Надеюсь, Захар не рассердится, если я позвоню ему посреди ночи.

Ещё колеблюсь, но спазмы в животе возобновляются, и я решаюсь.

Трубку он берёт почти сразу.

— Что случилось? — спрашивает хрипло, но спешно. Спал.

— Извини, пожалуйста, что так поздно. У меня несварение и голова раскалывается. Какие-то лекарства можно?

— Живот болит?

— Да, но вроде бы не по-женски.

— Давление меряла?

— Да мне нечем…

— Сейчас приеду. Выпей воды мелкими глотками и попытайся расслабиться.

Мне совсем неудобно, что он вот так срывается посреди ночи, но… сердце как-то само по себе начинает биться ровнее, и даже дышать становится легче, когда я думаю о том, что скоро он будет рядом.

Захар приезжает минут через двадцать. Это очень быстро, как для человека, которого подорвали из кровати в половину второго ночи.

— Привет, — открываю двери, кутаясь в халат.

Становится как-то очень неудобно за этот свой панический звонок. Меня ещё трясёт, но в целом уже лучше.

— Привет, — входит в квартиру и внимательно смотрит на меня, пробегаясь взглядом с головы до ног.

Сканирует каким-то особым взглядом. Вот этим своим докторским, но без профессиональной холодности. И последний факт оказывается неожиданно цепляющим и слишком приятным.

— Как ты?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Вроде бы и лучше. Не стоило мне беспокоить тебя.

В ответ получаю укоризненный взгляд.

— Чтобы я такого больше не слышал, Вика, — говорит строго. — Звони в любое время и по любому поводу. Особенно, если что-то беспокоит.

— Слушаюсь, дядя доктор, — улыбаюсь, а у самой зубы цокотят.

Захар моет руки, а потом ощупывает мне живот и меряет давление. Молчит, как обычно. Но я уже и не спрашиваю, знаю, что сам всё скажет, когда посчитает нужным. Но сердце всё равно стучит тревожно.

— Это твоя аптечка? — спрашивает, указывая пальцем на пластиковую коробку на столике.

— Да.

Копается в ней секунд тридцать, а потом выносит вердикт.

— Выкинь всё. Тут половина просрочена, вторую половину тебе нельзя. Я привезу что должно быть на всякий случай.

— Хорошо, — киваю. — Так что случилось? Думаешь, я отравилась?

— Думаю, нет. Похоже на скачок давления. Сегодня не нервничала?

— Ну… — вспоминаю встряску на работе сначала от шефа, а потом от Ильи. — Было дело. На работу вызвали и слегка потрепало.

— Мне это не нравится, — хмурится и берёт меня за запястье.

Прикладывает два пальца и даёт знак помолчать, а сам смотрит на часы на своей руке. Взгляд сосредоточенный, и я делаю вывод, что ему что-то не нравится.

— Не хочу никаких уколов, — понимаю, что веду себя как маленькая девочка, что мне не характерно.

— А с чего ты решила, что они нужны? — смотрит так удивлённо, что мне и правда становится стыдно за свой детский сад.

Представляю, какой он меня сейчас видит. Не взрослая самостоятельная женщина, способная трезво оценивать ситуацию, а капризная маленькая девочка.

Снова спишу на гормоны. Пусть будет маленьким баловством беременной.

— Вик, нормально всё. Утром позвони Дарине, она выпишет тебе успокоительное, если посчитает нужным. Если работа нервная, то стоит рассмотреть медитацию, техники дыхания, записаться на массаж.

Спасибо ему, что тут же не утверждает, что мне надо оставить работу. А то вот мама только узнав, что я жду ребёнка, сразу стала бубнеть, что мне нужно беречь себя, сидеть дома, так будет лучше для меня и ребёнка. Оно-то может и лучше, только не всё так просто в этой жизни, ей ли не знать. У меня хорошая должность, достаточно высокая зарплата, больничный и декретное пособие тоже будут приличными. Я не хочу, как мама, прозябать в нищите. Так у неё всё же был муж, если не считать того периода, когда мы были одни, а у меня нет. Не думаю, что Захар не станет финансово принимать участие в жизни ребёнка, но обеспечивать меня он не обязан. Так что вот так всё бросить и уйти в закат, а потом перебиваться на пособие от государства, не получится. Я теперь не одна, и кроме счастья есть ещё и ответственность. И спасибо Зернову, что помогает искать варианты, как с этим справиться, а не рубит «надо бросить работу».

— Я люблю массаж, — соглашаюсь, пожав плечами, а потом морщусь от прострелившей голову боли.

— Иди сюда. Садись.

Он тянет меня за руку, вынуждая подняться с дивана, а потом усаживает на табурет у письменного стола. Велит сложить руки на него и опереться лбом. Немного стягивает халат с плеч, кладёт ладони на трапецевидную мышцу и чуть сжимает.

— О-ох, — вырывается у меня то ли вздох, то ли стон. От одного этого сжатия бежит волна и по голове, и по позвоночнику.

Разом проявляют себя все молоточки, что стучали в черепной коробке, но в то же время тянущее ощущение приятно. Оно будто сначала усиливает боль, а потом растворяет её.

— Постарайся расслабиться. Мышцы как камень. Сейчас должно немного отпустить.