Ермак. Начало - Игорь Валериев

Мария Петровна перекрестила меня и, притянув голову к себе, поцеловала в щёку:

— Бери все тома «Войны и мир» себе в подарок. У меня дома есть, принесу в библиотеку на замену. Одевайся, и пойдём в гимназию. Сегодня пораньше библиотеку закрою. Всё равно никого нет.

— Спасибо большое, Мария Петровна. И извините за мою горячность.

— Простила, простила, Тимофей. Пойдем, мой мальчик.

Через несколько минут я, спрятав за пазуху книги, вместе с Марией Петровной, направился в гимназию. Пройдя совсем немного, мы подошли к большому двухэтажному дому и, пройдя во двор, обогнув дом, зашли во флигель, где, по словам старушки-библиотекаря, проживали преподаватели гимназии. Подойдя к одной из дверей в коридоре, Мария Петровна постучалась. Услышав: «Заходите, открыто», мы вошли в небольшую комнату-прихожую, где нас встретил представительный мужчина лет шестидесяти, одетый в строгий сюртук с орденом Владимира 4-й степени на груди, на поперечных концах ордена с обеих сторон серебряная надпись: 35 летъ.

— Мария, какими судьбами, — мужчина с радостной улыбкой развёл руки в стороны. — Как я рад вас видеть. Проходите. Проходите гости дорогие. Раздевайтесь. Давайте я вам помогу.

Мужчина элегантно помог снять Марии Петровне шубу и повесил её на находящуюся рядом с дверью вешалку.

— А кто это с тобой, Мария, такой молодой и красивый?

— Ох, Ваня, так рада тебя видеть, что забыла вас представить. Знакомьтесь. Надворный советник Бекетов Пётр Иванович — полный тёзка и даже дальний родственник и потомок первопроходца Сибири и основателя Якутского острога стрелецкого сотника Бекетова. — С улыбкой начала Мария Петровна. — После окончания Санкт-Петербургского университета более тридцати пяти лет назад приехал Пётр Иванович в Сибирь нести свет знаний. Начал в Иркутске, потом в Чите и вот уже почти пятнадцать лет в Благовещенске руководит работой женской гимназии, преподавая русский язык и историю.

— А это, Ваня, — как-то помолодевшая старушка-библиотекарь указала рукой на меня, — удивительный молодой человек по имени Тимофей Аленин. Именно о нём рассказывал генерал Беневский, как победителе банды хунхузов в прошлом году.

— Очень приятно познакомиться, Тимофей, — Бекетов протянул руку и крепко ответил на моё рукопожатие. — Раздевайся, вешай всё на вешалку и проходи дальше в зал. Вон под вешалкой шлёпки войлочные стоят.

Стеснённо раздеваясь и, одевая, тапочки, я про себя мысленно перекрестился, что после бани надел шерстяные носки, а не портянки. Пройдя в следующую комнату, я увидел множество шкафов с книгами, а посередине комнаты стоял стол, накрытый скатертью, на котором возвышался сияющий золотом самовар, и лежали розетки с вареньем, бубликами, кусками сахара и чашки с блюдцами. Мария Петровна и Бекетов уже сидели за столом, и Пётр Иванович наливал из самовара кипяток в чашку. Я стоял на пороге, держа книги в руках, и не знал как мне вести себя дальше.

— Ваня, полюбуйся. Стоит молодой казак, а в руках у него три тома Толстого «Война и мир». А если бы ты слышал, какой он вывод сделал из прочитанного отрывка о народной дубине войны, то был бы очень сильно удивлён. Ой, заболталась! Проходи, Тимофей. Присаживайся за стол и наливай себе чаю, угощайся. Мы сейчас с Ваней новостями быстро обменяемся, давно не виделись, а потом о твоей проблеме поговорим.

Я подошёл к столу, сел на стул и, положив книги на край стола, налил из заварного чайника крепкой заварки, а из самовара кипятка. Потом положив в небольшую тарелку немного варенья, пару кусочков колотого сахара и несколько баранок, пододвинул всё это к себе и стал наслаждаться питьём чая, абсолютно не слушая, о чём разговаривают Бекетов и Мария Петровна.

Боже мой, какой это был чай! Такого чая я не пил с момента смерти деда. В станице и у Селевёрстовых в основном пили чай-сливан. Готовили его следующим образом: в латку (глиняный горшок) наливали горячее коровье молоко, вареное с пенками, туда же разбивали несколько куриных яиц, добавляли крепко заваренный чай (обязательно зелёный, плиточный), подсаливали, клали топлёное коровье масло и доливали кипятком. Затем чай разливали по байдарам (кружкам) поварёшкой. Брры! Ужас!

Вот у нас Алениных был самовар, и пили чай мы в основном с заваркой черного крупно листового китайского чая. Только считалось это в станице расточительством. А после смерти деда до самовара у меня руки как-то не доходили. А у Бекетова чай был заварен великолепно!

Задумавшись и, наслаждаясь, чаем, я даже не услышал, как ко мне обращается Бекетов:

— Тимофей! Тимофей! О чём задумался?

— Ой, извините, Иван Петрович. Такой замечательный чай, очень напоминает чай, который мой дед заваривал. Вот и задумался, вспоминая наши чаепития, когда все живы были.

— Жалко твоих близких, Тимофей. Мне Мария рассказала, что они все погибли. Но это судьба. Поговорим лучше о твоём поступлении в военное училище. Ты где-нибудь учился?

— У нас в станице, у батюшки Александра в его школе при церкви две зимы, и младший брат отца дядя Иван меня обучил многому.

— Хорошо, давай проверим немного, что ты знаешь?

Дальше посыпались вопросы по русскому языку, арифметике, алгебре, геометрии, тригонометрии, физике, географии, истории. Я отвечал, на что уверенно, где-то путаясь при попытке перевести русские меры в метрическую систему, да и с формулами, особенно тригонометрическими были проблемы. Давно всё это учил. Хорошо, что совсем недавно в том мире внучатому племяннику помогал по интернету домашние задания изучать за седьмой и восьмой класс. Что-то в голове осталось. Но всё равно Бекетов был шокирован.

— Мария, это уникум! За четыре класса он экзамены легко сдаст по первому разряду. Даже по вопросам испытания на зрелость нашей шестиклассной гимназии он почти на все правильно ответил! Жалко, что с латинским, греческим и новыми языками, ты не знаком.

Бекетов о чём-то задумался, а потом произнёс:

— Завтра, Тимофей, после обеда придёшь ко мне, и будешь писать диктант, сочинение и отвечать по вопросам испытания по другим дисциплинам. Часа за три-четыре я думаю, управимся. Хорошо?

— Я приду, Иван Петрович. Только можете мне пару листов бумаги и карандаш дать. Я писать потренируюсь, а то уже года три не писал. А пером у меня и раньше плохо получалось.

«Вот попал! — думал я. — Всю ночь придётся тренироваться эти яти и твердый знак в нужные места вставлять. Хорошо хоть книги Толстого есть, будет у великого русского писателя учиться, на русском писать. Где бы ещё таблицу по переводу русских мер в метрическую систему взять?».

Моё возвращение в приезжий дом с книгами вызвало у семейства Селевёрсовых фурор. Пришлось рассказывать о своих похождениях и новых знакомствах. Заодно сразу отпросился у атамана на завтрашний день для встречи с Бекетовым. Потом был ужин и чтение вслух романа «Война и мир». Засиделись допоздна. А я ещё часа три после этого тренировался в правописании. Спать лёг уже с первыми петухами.