Первый встречный - Полина Грёза

Вот тогда мы с ним впервые в жизни серьезно поругались. Он кричал, что у всех жены как жены, а у него ходячий медицинский колл-центр, работающий в режиме нон стоп. Что ему это надоело, хочет покоя. И если я сама не уволюсь, он сделает так, чтобы уволили меня. Я тогда не обратила на эту фразу внимания, а следовало бы.

И, буквально через пару недель после этого разговора начались неприятности. Моё имя стали постоянно полоскать в жёлтой прессе. Причем одновременно в трёх изданиях. Любая моя оплошность раздувалась до вселенских масштабов. Какая-нибудь бабулька с энцефалопатией пожалуется на очереди в поликлинике — это Тихонова глупая, безграмотная не смогла организовать. Перебои с реактивами для лаборатории — ах, Ксения Сергеевна, такая-сякая коррумпированная, ждёт поставку именно от этой фирмы. Крыша протекла в хирургии после летнего ливня потому что её специально раскрыли, идёт капремонт — какой кошмар, в больнице все помещения в аварийном состоянии, куда смотрит главный врач, все деньги разворовала, дом огромный построила, машину дорогущую купила. Перевели из этого отделения пациентов — о, ужас, койки стоят в коридорах, разве так можно? О людях Тихонова совсем не думает.

Это я сейчас так спокойно об этом говорю. А тогда был ад, реально жить не хотелось. Эти журналюги и блогеры меня доставали днём и ночью. Статьями и видео про мой вопиющий непрофессионализм пестрел весь интернет. От официальных сайтов СМИ до Тик-тока. Я несколько месяцев сидела на антидепрессантах, боялась на улицу высунуться. В разговорах по телефону и публичных выступлениях обдумывала каждое слово, потому, что всё оборачивалось против меня. А Алексей всё капал на мозги: зачем тебе это надо, сколько можно терпеть, увольняйся.

Но и тут я упрямилась. Теперь уже из принципа хотелось доказать, что Ксения Тихонова — хороший руководитель. На этих журналюг я подала в суд за клевету. Все три иска выиграла. Они напечатали опровержение, но имидж уже был подпорчен конкретно.

А финальным аккордом в этой истории стало самоубийство пациента, о котором я вам рассказывала. Бесконечные допросы в прокуратуре и следственном комитете, уговоры во всём сознаться, признать вину…

Лёша меня утешал, вытирал слёзы, говорил, что всё будет хорошо, мы обязательно выкарабкаемся. Он сам занимался выбором адвоката. У меня на это просто не было сил. Меня все уверяли, что всё идёт по плану. Что дело не сложное, что, если признать вину, максимум что мне горозит — это исправработы. И я повелась. Не стала проверять, обращаться к другому юристу. Да разве я могла подумать, что родной муж может так подставить?

Приговор стал для меня шоком. Меня на два года лишили возможности заниматься тем, что я любила больше всего на свете — лечить людей.

Я в полубессознательном состоянии вышла из зала суда. Алексей оставил меня с адвокатом, а сам сказал, что пойдет переговорить с судьёй. Защитничек отошёл поболтать по телефону, а я побрела вслед за мужем. Он меня не заметил. Дверь в кабинет судьи была приоткрыта и я увидела, как он благодарит её и передаёт пухлый конверт.

Предполагаю, что устроившие травлю журналисты и блогеры тоже были проплачены моей, так сказать, второй половинкой.

Пыльное Московское небо заволокло тяжёлыми серыми тучами. Порывы ветра трепали деревья, срывали с ветвей листья и уносили по улицам. Воздух перед грозой был густой и душный, казалось, в нем не хватало кислорода. Город просил ливня.

В предвкушении дождя, Ксения вышла на балкон. На сердце было муторно. Не любила она вот так, когда душа нараспашку. А сегодня пришлось её вывернуть. Вывалить на Романа и Юру всё, что накопилось. Что-ж, сами виноваты. Не нужно было лезть, куда не просят.

Говорят, когда поделишься с кем-то своей бедой, становится легче. Как будто отдаешь часть неподъёмной для одного ноши. А она уже привыкла тащить всё сама. Жизнь научила. И без привычного груза на плечах как-то неуютно. Поэтому, ни фига легче не стало. Зато появилась куча дурацких мыслей и предположений. И чувство чего-то незавершённого.

Он действительно хочет помочь. Причём делает это очень деликатно. Вроде как, всего лишь научит, натаскает. Остальное — сама. Понимает, что сочувствие и жалость к себе она не примет и проявляет чудеса дипломатии. Приятно, чёрт возьми.

Ксения не любила быть кому-либо обязанной. Проще сразу расплатиться и забыть. Но это же Роман… И речь явно не о деньгах. Если уж быть честной с собой, она совсем не против. Вот только сможет ли быть такой, как он ждёт? Не разочаруется ли?

И вообще, непонятно зачем ему эти проблемы? Вокруг такого мужчины вертится куча женщин без дополнительного обременения в виде детей, влиятельных бывших мужей и непогашенной судимости. Можно просто выбрать любую и слегка поманить пальчиком. Без лишних заморочек. Но он почему-то этого не делает. Наоборот, стал личным ангелом-хранителем.

Ждёт благодарности? Что-ж, будет ему благодарность… А доверие… После сегодняшней исповеди поднимать этот вопрос никто не должен…

Ксения глубоко вдохнула, подошла к шкафу, выбрала комплект кружевного белья, светлое шёлковое платье, повертелась у зеркала, брызнула на себя каплю любимых духов, слегка тронула губы блеском.

Господи, Астахова, ты окончательно сбрендила. Может, не надо?

Надо, Ксюша, надо. Не решится сегодня — упустишь офигенно подходящий момент. Она зажмурилась и сжала кулаки. Выпить, что-ли, для храбрости?

Из крепких напитков в баре нашлась нераспечатанная бутылка коньяка. Ксения немного подумала и положила её в сумочку. Вдвоём для смелости пить веселее. Туда же отправилась коробка конфет и связка ключей. Пропади всё пропадом. Или сейчас, или никогда.

Московская ночь встретила порывом душного ветра, растрепавшего волосы и ударившего жаром в лицо. Где-то вдалеке загремел гром. Ксения села в машину, завела двигатель и плавно нажала педаль газа. Две минуты. Первые капли дождя, как крупные горошины, упали на лобовое стекло.

Припарковав автомобиль, девушка направилась к подъезду. Уверенности сильно поубавилось. Её заметно потряхивало. В нерешительности, Ксения остановилась, выбирая на связке ключ от домофона. А, может, всё-таки не надо?

Дождь за спиной усиливался. Тяжелые капли с силой стучали об асфальт, траву, крыши домов, листья деревьев. Под раскаты грома в считанные секунды июльский ливень превратился в тёмную стену воды, отрезая путь к отступлению. Ксения вздохнула и обречённо приложила пластиковый кругляш к домофону.

Последний рубеж. Тяжёлая дверь, матово поблескивающая от света молний. Сердце, бешено бьющееся где-то в горле, трясущиеся руки, безуспешно пытающиеся вставить ключ в замочную скважину. Металлический звон от упавшей связки. Нет. Это знак. Не надо. Ксения подняла ключи и, трусливо оглядываясь, побежала вниз по лестнице, но не успела сделать и трёх шагов.

— Стоять! — скомандовал знакомый баритон, — Мы так не договаривались. Пришла, значит заходи.

Сильная рука схватила Ксению за локоть и затащила в квартиру. Послышался звук поворачиваемого ключа в замке.