Завтрак для Маленького принца - Наталия Миронина

Брак, как оказалось, некоторое время можно было считать удавшимся. Сошлись два авантюриста, но если я была молодой и самонадеянной особой, которой было лестно подчинить себе этого интересного и удачливого художника, то Аверинцев, похоже, попался на свой же «крючок». Он не ожидал моего безрассудства, а надеялся, что верх возьмет девичья осторожность. Желание поинтересничать сыграло с ним дурную шутку. Впрочем, роман, который завертелся между нами после подачи заявления, убеждал нас обоих, что провидение порой бывает проворливее самой опытной свахи. Сначала нам вдвоем было забавно, потом хорошо, потом уютно, а потом нас поглотило влечение другу к другу. Все эти стадии мы прошли быстро и к венцу подошли парой с небольшим, но богатым опытом.

Моя жизнь мне нравилась. Окончив институт, я погрузилась в научную работу и изредка отвлекалась на написание статей. Я всегда была отличницей. Этакий перфекционизм, проявившийся еще в школе, в эти годы расцвел махровым цветом. К тому же у меня была уйма времени – ребенком обзавестись никак не удавалось, и, чтобы компенсировать эту неудачу, доказать себе и другим собственную состоятельность, я бросилась исследовать европейскую архитектуру Средних веков. Тему себе я взяла обширную, справиться с которой под силу было бы только опытному искусствоведу, имеющему множество публикаций. Но мне хотелось масштабности и размаха, хотелось поразить всех охватом материала. Сейчас я понимаю, что это рвение было обусловлено отсутствием материнских забот, это обычный уход от внутренней семейной проблемы. Но тогда я пропадала в библиотеках, музеях, сидела до поздней ночи за альбомами и иностранными журналами, переводя статьи.

Изменял ли мне Аверинцев? Я понимаю, что этот риторический вопрос теперь звучит смешно. Тогда мне казалось, что нет. Вернее, я никогда не задумывалась над этим. Я искренне считала, что наша «история любви», такая «кинематографичная», спасет нас от тривиальных житейских передряг. «У таких, как мы, которые поженились «с первого взгляда», – думала я, – «иммунитет» к пошлости!» И я совершенно искренне не проверяла мужа, не возмущалась его поздними возвращениями, не задавала лишних вопросов. Я гордилась нашей такой необычной семьей еще и потому, что мы оба удивительным образом сохранили равенство в браке – наша обоюдная безрассудность, обоюдный риск уберег нас от подчиненности. Каждый из нас был самостоятельным игроком и нес все возможные риски этой матримониальной авантюры сам. Винить, если что, можно было только себя. К тому же по складу характера мне проще и уютнее было предоставить ему свободу. Я не хотела или не умела ревновать, как мой муж не умел успокаивать плачущую женщину. Почему-то эта странность его характера меня всегда раздражала. В обыденной жизни женщины нередко прибегают к слезам как к рычагу давления, но в нашем случае это не работало. Аверинцев не умел обращаться с плачущими женщинами. Я теперь уж и не знаю, как ему удавалось соблазнять дам, поскольку на любой намек на горестную или счастливую слезливость, когда следовало обнять, успокоить рыдающую женщину, когда надо было произнести слова: «Все пройдет», «Я здесь, рядом», мой муж вдруг отдалялся, замолкал и как бы искоса наблюдал за «непогодой». «Вот досада! Как бы ноги не промочить», – казалось, можно было прочитать на его лице. Я думала, что такая «нечувствительность» свидетельствовала о нерасположенности к контактам и нежелании вникать в женские хитроумные завлекающие игры.

Жизнь «до» и «после» – это для кино и книжных романов. В реальной жизни границы все-таки условны. И даже если ты «запретишь» себе прошлое, как это попыталась сделать я, настоящее непременно извернется и в один прекрасный момент станет отражением тех далеких дней, которые ты предпочитаешь не вспоминать. Саша постепенно из милого, но замкнутого подростка превращался в очень красивого, сдержанного и «правильного» юношу. Чья заслуга в том, что он не принял облик шалопая, оправдывающего свое дурное поведение предательством взрослых, не знаю. Может, это балет, занятие, требующее гигантских усилий, времени, трудов. Может, это отец, чья строгость и вместе с тем отстраненность возрастали по мере взросления сына. А может, это наши с ним отношения, которые все больше и больше напоминали крепкую дружбу.

– Слушай, не делай революции в педагогике! Испортишь парня, – пробовал учить меня муж.

– Не вмешивайся. Он слишком взрослым попал к нам, чтобы различать нюансы и оттенки, а потому мои замечания воспринимает правильно. – Я не удержалась от язвительности. Меня все чаще раздражало неуместное вмешательство Аверинцева.

– Все равно… Иначе наступит момент, и он перестанет слушаться.

– Не думаю, сейчас Саша внимателен и уважителен. С ним можно договариваться при условии, что прислушиваешься к его мнению.

Я это говорила специально, хотелось позлить мужа. Меня вдруг стала забавлять ситуация – ребенок вдруг стал предметом неявной борьбы между мной и Николаем. Муж был его отцом, но время и другие обстоятельства были на моей стороне. Что с того, что Аверинцев ходил с ним на баскетбол, хоккей и учил рисовать?! Это случалось не так уже часто, зато я была рядом каждый день. Я знала все о занятиях, репетициях, о том, что не получается прыжок и что выступление переносится на следующие выходные. Я знала, какая понравилась книжка, на какой фильм они сбежали с уроков и что девочки в классе «ужасно тощие». На моей стороне были будни с их многообразием. Аверинцев был хорошим отцом, но очень занятым и строгим. Я не была матерью, но умела дружить, каждый день и каждую минуту была рядом.

То, что Саша готовится к выступлению, я поняла сразу. По его отрывочным телефонным разговорам с другом, по тому, как часто и подолгу они задерживались теперь после основных занятий, по его заговорщицкому виду. Наконец, я случайно увидела афишу, из которой явствовало, что одноактный балет «Маленький принц» пройдет на сцене школьного театра, а главную партию будет танцевать Александр Аверинцев. Я молчала, ожидая, что Саша все сам нам расскажет и пригласит на выступление. Это было событие в его начинающейся балетной биографии. Но мальчик молчал.

– У Саши спектакль. Но он скрытничает, даже не говорит, что танцует главную партию. Надо обязательно сходить посмотреть, – по секрету поделилась я с мужем.

Тот, пивший кофе, покачал головой:

– Не смогу, на работе завал.

– Между прочим, его мать тоже не баловала своим присутствием школьный театр.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, я разговаривала с педагогами.

– Ты ездила в училище?!

– Ну кто-то должен это делать! Ты занят!

– Да, ты сама знаешь, сколько у меня работы…

– Ничего, один вечер выкроить сможешь.

– Постараюсь.

Как только муж произнес эти слова, я поняла, что на концерте его не будет. Не могу сказать, что я очень удивилась. Аверинцев действительно зарабатывал деньги – рос сын, и расходы росли. С момента появления Саши в нашем доме прошло время, и острота ситуации, подчиняясь течению жизни, пропала, особенного внимания ребенку, который раньше был обделен обществом отца, теперь не требовалось. Дефицит общения с отцом вдруг исчез – мальчика можно было увидеть не раз-два в неделю, заезжая на другой конец города, а каждый день, каждый вечер. Это несколько ослабило отцовское внимание – мол, никуда никто друг от друга теперь не денется. Все чаще и чаще долгие разговоры, ребяческие проблемы, просто познавательные беседы – все это ложилось на мои плечи.