Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос

донжуанскими талантами и не скупился на комплименты красивым женщинам. Сначала это казалось забавным, но теперь стало грязноватым. Армандо сказал ей, что она может оставаться в их доме, сколько захочет… «Ведь это и твой дом, все еще твой». На самом деле ему нравилось, что она помогала и развлекала жену и дочь, а прежде всего – его мать.

В ту ночь ей было странно спать в одном доме с Армандо, без сестры. Однако, избегая ужина с зятем, она поднялась в комнату бабушки и тотчас уснула. На следующий день ее разбудил плач племянницы. Она открыла глаза и села. Сон лечит… Она вышла в холл и спустилась в гостиную. Армандо привез Анну и дочку из больницы, а свекровь, зять и сестра пытались совместно успокоить ребенка.

– Она хочет есть, голодает. Сосок у матери слишком маленький, – квохтала свекровь, – надо кормить аптечным молоком, оно лучше. Детей оно быстро взращивает.

– Она уже два часа сосет, я поменяла ей подгузники. Но не перестает реветь, – в отчаянии воскликнула Анна, обращаясь к сестре.

Марина подошла к ним.

– Детям свойственно плакать. Не волнуйся ты, Анна. А ну-ка, посмотрим, что тут происходит с малышкой, – сказала она, беря девочку на руки.

Марина перевернула тельце так, чтобы оно лежало на правой руке, а левой помассировала спинку.

– Сухое молоко, – снова прохрипела свекровь.

Марина вспомнила колкие слова неприятного существа, посланного судьбой ее сестре на роль свекрови. Анна отправилась не в супружескую спальню, а в комнатку бабушки Нереи, дарившую им обеим столько покоя. Теперь их там трое. Анна прикрыла дверь и села на кровать. Марина нежно массировала малышке спину, и она на руке тети, наконец, успокоилась. Марина осторожно уложила ее на кровать.

– Она просыпается каждые два часа и требует только одно – мою грудь. Должно быть, я не способна…

– Ну что ты, способна, способна. Грудное вскармливание – это посвящение. И хоть я не мама, но всегда видела в нем акт любви к собственному ребенку. Наверно, с искусственным кормлением проще, но попробуй давать свое молоко хотя бы месяц, а если не получится, то всегда есть второй вариант… Добро пожаловать в материнство.

Анна открыла окно. Свекровь в серой рубашке с короткими рукавами и черной юбке ниже колен шла по саду, собирая листву.

– Она похожа на сороку.

Марина подошла к окну.

– Действительно, похожа, – засмеялась Марина.

– Думаешь, мама вскармливала нас грудью?

Марина пожала плечами. Этот вопрос она никогда не обсуждала. Анна улеглась на кровать, закрыла глаза и через минуту заснула. Марина накрыла мать и дитя льняными простынями с синими вышитыми буквами. Она подумала, что образ двух маленьких женщин, безмятежно спящих перед ней, нежен и прекрасен.

В спальню просочился голос Армандо. Он беседовал по телефону, развлекаясь. Марина плотнее закрыла дверь и присела на стул у окна. Глядя на «сороку» и слыша голос зятя, она почувствовала: что-то идет не так. Анна попросила ее побыть с ней подольше, и Марина, не прислушавшись к своей интуиции, сдалась.

Той ночью Анна, лежа на кровати в супружеской спальне рядом с мужем, заметила небольшую трещину, рассекавшую весь ее воспаленный сосок, и встревожилась. Было больно. Через секунду она увидела, как по щеке дочки, наконец, стекает беловатая жидкость. И мать улыбнулась, безмятежно, умиротворенно. Их первая ночь втроем, все вместе; Анна была счастлива. Семья Гарсиа Вега – Армандо, Анна и Анита – наконец-то стали настоящей семьей.

Анита спала два часа, потом заплакала. Пососала одну грудь, затем другую и заснула еще на два часа. Опять плач. Снова пососала грудь и испражнилась. Анна сменила ей подгузник, и она заснула на час. И снова плач и кормление одной грудью, потом второй. Рвота. Анна поменяла распашонку, и ребенок опять заплакал, но вскоре заснул еще на час…

– Да пойди же ты в гостиную и накорми ее грудью!!! Завтра у меня важная встреча!!! Мне нужно выспаться!!! – вскричал Армандо.

Его резкий тон разбудил Марину. Она приоткрыла дверь и увидела, как вышла Анна с Анитой на руках и с разбитым сердцем. Они перетащили колыбельку в комнату бабушки, и с тех пор сестры действовали как маленькая команда. Они организовали пересменку, позволявшую всем троим отдохнуть. Когда Анна заканчивала кормить грудью, Марина брала племянницу на руки и выходила из комнаты прогуляться. Тем временем Анна отсыпалась, принимала душ или завтракала спокойно. Так они и сменяли друг дружку двадцать один день и двадцать одну ночь. Несмотря на всяческую помощь, которую ей оказывала Марина, Анна тосковала по присутствию мужа, что было вполне понятно. Армандо же, помимо того что все ночи спал в одиночестве, был еще и погружен в работу, ускользая от мольбы жены. Если им нужна помощь, то нечего жаловаться на вмешательство «сороки».

В этой чужой семье Марина ощутила эмоциональную несовместимость всей троицы. Власть Армандо над ее сестрой в глазах Марины была тиранической. Ладно, он приносил деньги в дом, но ведь у них было достаточно денег. Зачем плодить еще больше? Или, во всяком случае, разве не могли важные финансовые сделки, которыми он хвастал, подождать хотя бы месяц? Первый месяц жизни дочери. Неужели он не мог прекратить работу на тридцать дней? Что означает месяц в биографии любого бизнесмена, каким бы успешным он ни был? Сколько миллионов он бы не заработал в том месяце, столь необходимом для его жены и дочери? И в тот день, когда она размышляла о причине эгоизма зятя, когда начинало светать, разразился конфликт, ставший причиной разлуки двух сестер, так нуждавшихся друг в друге.

Той ночью Анита плакала сильнее обычного из-за колик в животике. Марина потом вспоминала, как они с Анной в отчаянии по очереди ходили с нею на руках, а она кричала так истерично, как только могут младенцы. Ей поменяли подгузники. Анна приложила ее к груди, но малышка не захотела сосать. Вдвоем массировали ей животик, поили водой с кофейной ложечки. Отчаяние и бессонница вызвали у них приступ нелепого смеха; они уже не знали, что делать – то ли смеяться, то ли плакать. Анна вышла из комнаты за водой для них двоих, забыв закрыть дверь в спальню. Марина подошла к окну с ревущей маленькой племянницей на руках, посмотрела наружу. Солнце медленно выглядывало из-за Средиземного моря, и казалось, что ребенок понемногу успокаивается.

– Можете вы обе раз и навсегда заткнуть ее гребаную глотку!!!

Марина повернулась к зятю. Анита снова разразилась истерическим плачем.

– Что ты сказал?

– Отвезите ее к врачу, черт возьми, с ней точно что-то не так.