Игра одной актрисы - Анна Зимина

Только что закопанная девчонка лежала на черной жирной земле, рыхлой и перекопанной, прямо поверх своей могилы. Ее волосы белыми волнами сияли при слабом свете огоньков.

Грицой захрипел, хватаясь за сердце. Ну или что там было у Грицоя вместо него.

***

Грицой имел пару товарищей по своим темным делишкам – Шаша и Мадара. Троица была примерно одного возраста и придерживалась схожих жизненных взглядов. Спелись из-за общности интересов. Не сказать, чтобы они дружили, но приятельствовали, порой надираясь после очередного «дельца» в дешевых тавернах в теневом городе или гуляя по «голой улице» – кварталу публичных домов.

Шаш и Мадар заволновались только на следующий день. Грицой обещал выполнить еще одно дельце, на этот раз, ради разнообразия, законное.

Все знали его как парня обязательного. Если пообещал, то сделает. Но прошел час, другой, а Грицоя и след простыл. Где искать?

Пораскинув хорошенько мозгами, Шаш, как самый интеллектуально развитый из представленной троицы, вспомнил о «личном кладбище» Грицоя – он там даже однажды бывал. Нашли скрытую от людских глаз долинку с кучей могил только к вечеру, а на самом кладбище – своего потерянного приятеля, трясущегося от страха, с белыми, как мел, губами. Грицой что-то бормотал, мычал, не мог ходить – ноги и правая рука у него отнялись. Да и вообще, парень был явно не в себе. Присмотревшись получше, товарищи Грицоя нашли-таки причину.

Девушка, которую Грицой по распоряжению графа повез хоронить, лежала поверх перекопанной земли. Ее губы были розовыми, кожа, хоть и была холодной, но не коченела. Она как будто спала, но сердце ее не билось, дыхания не было.

– Стрыга? – помертвевшими от ужаса губами шепнул Мадар Шашу. – Крови у Грицоя напилась и теперь лежит, как живая.

Шаш в стрыг и призраков не верил, но и ему было не по себе.

– Сожжем ее, пока солнце не зашло.

Шаш и Мадар усадили трясущегося Грицоя под разлапистое дерево и принялись споро таскать дровишки. Чиркнуло кресало, выбитая искра переметнулась на разложенные рядом с морской ведьмой сухие ветки. Вспыхнул огонек, весело затрещал, перебегая по хворосту. Ласково коснулся белой пряди волос и… погас. Даже тихонько зашипел перед тем, как исчезнуть.

Товарищи Грицоя раз за разом с ужасом наблюдали, как гаснет огонь, едва касаясь тела морской ведьмы. Стремительно темнело. Мычание Грицоя, который сидел под деревом, покачивая головой, стало едва различимым. Тишина в горной долине стала невероятной, почти осязаемой, слышно было только, как Шаш и Мадар, тяжело дыша, постукивают от ужаса зубами.

– Ее огонь не берет, – наконец признал очевидное Шаш, ошарашенно выдохнув. – Точно, стрыга.

– Это чо же… Сдохнем? – насупившись, шепнул вечно мрачный Мадар. Ему было страшно разговаривать громко.

Он, как и все жители горного королевства, был воспитан на сказках и легендах. Местный фольклор мало чем отличался от фольклора других стран и королевств. Восставшие из могилы женщины, невинно убитые мужьями, неупокоенные духи, разного рода нечисть и нежить – дай людям повод, а уж они сами с удовольствием выдумают себе чудовищ. Мадар молчал, глядя на ведьму, а слух помнил голос бабки, которая, шамкая беззубым ртом, рассказывала ему, еще маленькому мальчишке с живыми глазами, сказку:

«Девица хороша собой была, пошто королева. К ней свататься то один пойдет, то второй, а она всех за порог выставляет. Повадился к ней с самого замку старый граф ходить. Его тоже не приметила. «Нешша», говорит, «по любови великой замуж пойду, не за богатства, а за того, кто мне приглянется». Граф раз пришел, два, а на третий осерчал.

«Будет тебе любовь», – шипел, что твоя гадина ползучая. Сокрал девку-то да наказал, плетьми выжег и своим отдал, а они пошто зверье одно. Сгубили девку да и как звать забыли.

Только глядь – наутро один душегубец, что девку сек, на службу не явился. Искали-поискали, да и концов не нашли. Другой день второй пропал, другоять – третий. На осьмой нашли их только – мертвые все, белые… И кровушки – ни капельки малой, иссохлися, как старики, а были они вояками бравыми.

А через лунку граф почивал, а в дверь – шур, ш-ш-шур. И топот, как ножки маленькие, женские. Дверцу-то граф открыл, а там девица та: мертвая, да живая. Стоит себе, босоногая, в платье рваном. Сама белая, а губы пошто малина спелая. Это она крови напилась тех душегубцев, теперь и за графом пришла.

Нашли его, болезного, живого нашли, да только недолго он прожил-то. Девка стрыгой обернулась, что ночьми кровь у живых сосет, тем и сама живет. Графа две лунки мучала, ходила все. А как граф опочил, тут же и сгинула. Сказывают, упокоилась, да только нечисть она, толь живая, толь мертвая. Не упокаиваются такие девки-то…»

Сейчас же эта сказка оживала так ярко, что Мадар почти слышал топот женских ножек, почти видел наяву красные от крови женские губы… Что ж тут удивительного, что Мадар уже примерил на себя похоронный наряд? Кто ж от стрыги живым уйдет?

Шаш думал примерно в том же направлении, но думал деятельно:

– Не сдохнем, если успеем убраться подальше.

– А этого?..

Мадар кивнул головой в сторону Грицоя, который смотрел куда-то стеклянными глазами, пуская слюни на подбородок.

Шаш скривился.

– Хочешь – бери с собой. Только стрыга его приметила. Видишь, щеки у девки розовые, хоть она и неживая? Крови грицоевой напилась, проснется и пойдет за ним, а там и нас найдет. Вот тогда точно сдохнем

Вопрос дальнейшей судьбы Грицоя был решен.

Шаш и Мадар, бросив своего приятеля помирать на его же кладбище, запрягали лошадок, нервно оборачиваясь на девушку, лежащую на перекопанной черной земле. Им все время казалось, что стоит потерять ее на несколько секунд из виду, как она окажется за их спинами. Будет тянуть руки, улыбаться, и из-под розовых губ появятся окровавленные клыки… А утром их будет трое, вместе с Грицоем – парализованные, пускающие слюни куски мяса для стрыги, и больше ничего. И никто, ни одна живая душа не придет сюда. Может, только через пару лет какой-нибудь любопытный путешественник наткнется на запретную долину, полезет сюда и найдет три скелета… Все эти мысли скакали в головах товарищей Грицоя бешеным галопом, вызывали липкий, пронизывающий до костей ужас.

Через несколько минут Шаш и Мадар со всей прыти уносились куда подальше от горного королевства, даже не собираясь останавливаться и забирать свой скарб. Жизнь – она всяко дороже.

***

Так и оказалось, что никто в итоге не знал, куда делся Грицой – могильщик, который прибирал последствия королевского произвола. О своем тайном кладбище он не распространялся, да никто и не спрашивал. Все знали, что «прибирает» он качественно – еще ни одного неугодного короне не нашли. А где, как… Кого это вообще волнует? Шаш и Мадар тоже исчезли, как и не было. С кого спрашивать? Где искать? Граф чуть ли не волосы на себе рвал, представив, какие проблемы могут создать морские ведьмы. Арестовать и посадить под замок? Саму дочь Каспады? А отдача не замучает? Граф ругнулся и походя пнул валяющееся на дороге ведро. Настроение у него было гаже некуда.