Крымская война. Соотечественники - Борис Батыршин

Что ж, на войне, как на войне: когда в тебя бросаются бомбами — надо стрелять в ответ, узнав об этом, заметил: «им повезло, что у красных не нашлось флешетт. Сами подумайте: разрывов нет, поди, сообрази, в чем дело! Бойцы на броне, ничем не прикрыты…»

Короче, обошлось. Впредь осторожнее надо быть, вот что…

Стогов встречал константиновцев на том же плацу, откуда они недавно отправились умирать. Юнкера стояли ровным квадратом, в бинтах, с винтовками, в пропыленных, испятнанных кровью и копотью шинелях. На лицах — мальчишеский задор, словно и не было этих кровавых, выматывающих суток. Пошлют снова в бой — пойдут, с шутками, зубоскальством, с лихой песней. Они константиновцы, им иначе нельзя:

«Гимназиста бьет по челке —

То Симбирец наш на Волге»!

С грузовиков неслись стоны, полные страдания. Вперемешку с гражданскими, деловито суетились фигуры в камуфляже, с красными крестами на рукавах. Для раненых самое страшное позади: через полтора часа они будут на «Можайске», а там… Антибиотики, противошоковое; для самых тяжелых — немедленные операции. Долечивать их будут уже в XXI-м веке.

Были и другие — те, чьи тела сложили в кузов «Бенца», прикрыв наскоро изодранными шинелями. Двадцать три юнкера, двадцать три комплекта несбывшихся надежд, неотправленных писем, неполученных офицерских погон. Цена отсрочки, цена сотен спасенных жизней. Цена сегодняшней победы.

* * *

Юнкера слушали в гробовой тишине — слишком невероятные вещи говорил командир неизвестно откуда взявшегося крейсера. Но удивления не было: после того как к ним, расстрелявшим последние обоймы и приготовившимся к безнадежной штыковой, подкатили огромные бронемашины, а взбесившееся небо обрушило на махновцев огненный дождь — чем еще их можно поразить?

Когда прозвучало: «Кто хочет отправляться с «Алмазом», шаг вперед! — шагнули все. А что остается? В эмиграцию? Бегство — это не для семнадцатилетних. Остаться с красными? Благодарим покорно…

Что ж, служба продолжается. Корабли пробудут в Севастополе не меньше трех суток. Надо охранять порт, помогать патрулям, выполнять уйму разных поручений. Уже фыркали моторы разболтанных грузовичков, юнкера с прибаутками карабкались на дощатые борта. Первым за ворота выкатился «Пирс-Эррроу» с Михеевым за рулем. В кармане кожанки — сложенный вчетверо листок, исписанный бисерным почерком. Первой строкой значилось: «библиотека Морского собрания. Екатерининская площадь». И пометка химическим карандашом: «выгребать все после 1854-го.»

Следом за «Пирс-Эрроу» едва поспевал дребезжащий «Фиат». Сидящий за рулем юнкер Рыбайло матерился, понося итальянскую рухлядь, у которой того гляди, закипит вода в радиаторе. А Михееву сам черт не брат — знай, давит на газ, а в кузове во всю глотку распевают четверо его приятелей, да смотрит вдоль улицы толстый кожух «Льюиса»:

«…Жура-жура-журавель,

Журавушка молодой!»

I

Севастопольская бухта

— Это же хлам… — поморщился Глебовский, старательно оттирая руки платком. — Машины надо менять, разбирать надстройки, резать корпус. Нашими силами — нереально.

Щеку Адриана Никоновича украшал мазок копоти. Брюки в угольной пыли, рукав пальто разорван — зацепился, когда выбирался из низов «Евстафия». Гордость Черноморского флота, участник боя у мыса Сарыч, броненосец, увы, отплавал свое — перед уходом англичане взорвали котлы и крышки цилиндров высокого давления.

По прибытии в Севастополь беженцев разместили в казармах управления портом. Но отдохнуть инженер не успел — часа не прошло, как за ним прибыл вестовой с "Алмаза".

Найдя в списке спасенных с «Живого», запись: «А.Н. Глебовский, служащий департамента путей сообщений», Зарин распорядился немедленно его разыскать. Не прошло и часа, как в его распоряжении оказался катер, кондуктор с двумя матросами и сопровождающий, мичман Солодовников. Утро они провели за осмотром судов в бухтах Севастополя. Полузатопленные, проржавевшие насквозь, и вполне исправные, выстроенные в ряд у пирсов и стоящие на бочках — здесь их были десятки, если не сотни. Броненосцы, эсминцы, буксиры, торговые пароходы — список занимал три полных листа.

— Что ж, с «Евстафием» все ясно. Очень жаль, но — безнадежно-с. Что у нас на очереди?

Солодовников щелкнул застежкой папки и принялся перебирать листы бумаги.

— Прочтите-ка еще раз, с начала. — попросил инженер. — Кстати, кто составлял список?

— Стогов, комендант Севастополя. Вот, прошу…

Глебовский покосился на листок.

— Если не трудно, мичман, прочтите вслух. А то у меня, сами видите, руки — замараю…

— Всего в наличии: линейных кораблей — пять, крейсеров — три, миноносцев — семнадцать, — зачастил Солодовников. — …подлодок — одна, катеров военных — восемь, катеров других — восемьдесят четыре, блокшивов — два, торговых судов — семьдесят одна единица.

Глебовский обвел взглядом броненосную шеренгу. «Евстафий», «Пантелеймон», «Иоанн Златоуст»; Чуть дальше — старички, «Три святителя» и «Синоп». Грозные некогда двенадцатидюймовки слепо пялятся в пустоту, котлы давно остыли. Гниль, ржа, разорение, даже крысы с тараканами покинули обезлюдевшие кубрики. Больше эти корабли в море не выйдут.

Мичман будто прочел его мысли:

— Адриан Никоныч, неужели из эдакой прорвы, нельзя отыскать хоть несколько на ходу?

— За полдня мы наспех осмотрели двенадцать судов. Чтобы разобраться со всеми нужно не меньше месяца. И потом, вряд ли здесь оставили исправные суда. Не знаю как здесь, а в Керчи до последнего момента пытались отремонтировать все, что можно!

— Тут все было иначе, Адриан Никонович. Судов хватало, а вот команды… Кочегаром, машинистом кого попало, не поставишь, так и до беды недалеко. На вашем «Живом» неприятности приключились как раз из-за кочегаров.

— Да, слышал, — вздохнул Глебовский. — Но я-то путеец и мало понимаю в судовых механизмах. В Керчи оттого только принял мастерские, что никого другого не нашлось.

— Вот и у нас не нашлось! На судоремонтном все разбежались: кто к красным подался, кто в эмиграцию, кто дома гуталин варит. Мастеровых еще как-то нашли, а вот инженеров… Вы уж не подведите, Адриан Никонович!

— Да я бы с радостью, голубчик, но и вы поймите! Одно дело — локомотивные котлы, и совсем другое судовая машинерия. Вот вы «Живого» вспомнили, на кочегаров грешите. А ведь это я его ремонтировал, вполне мог и напортачить. Нет, боюсь, не справлюсь…

— Справитесь! — Солодовников для пущей убедительности взял собеседника за пуговицу пальто. — Не может быть, чтобы не справились! А я чем могу…

— Ну ладно, — смягчился Глебовский, — давайте-ка еще раз пройдемся по списку. Вот, к примеру, посыльные суда. Начнем, ну хоть с этого…