Древняя Греция. От Геракла до Перикла - Андрей Николаевич Савельев

не зашифровывая их, как это нам хорошо известно по собственной культуре: буквальное понимание культурных текстов чаще всего ведет к ошибке. Действительно ли древние греки не «шифровали» свою культуру? Скорее всего, это не так. Очевидное не оглашается и не объясняется. Поэтому для нас античные тексты и культурные образцы в любом случае становятся зашифрованными. Очевидное для греков неочевидно для нас. Наши бытовые привычки и их привычки очень различны. Но точно также они различны и в сравнении с варварами.

Для варваров греки были «зашифрованным» народом. Действительно, персы не могли видеть в спартанцах, встретивших их в Фермопилах, не только воинов, но даже мужчин. Лазутчик доложил, что эти люди приготовляются к сражению очень своеобразно: расчесывают свои длинные волосы и натирают маслом обнаженные тела. Разве, с точки зрения перса, это были воины? Когда в битве спартанцы доказали, что они – образец для воинов, то персы были озадачены.

Считается, что греки были такие оригиналы, что им непременно надо было жить в городах-государствах, а территориального государства они, якобы, и не знали. Это совсем не так. Спарта, Беотия, Аркадия, Аттика – это территориальные государства, а вовсе не город-государство. При этом государства могли бы сливаться в более крупные образования. Почему этого не состоялось? «Разделяй и властвуй» – персидская политика задолго до римлян. В нашей истории междоусобицы по большей части – результат ордынской политики. Разлад в едином культурном пространстве – вовсе не от властолюбия царей, князей и народных собраний, которые, якобы, были такие безумцы, что непременно хотели резать друг друга. Это влияние соседних империй в условиях ослабевания их мощи, не позволявшей прямо завоевать соседей, зато достаточной, чтобы подкупом и угрозой не позволять явиться своему могильщику – новому гегемону.

Афинский полис, который мы считаем чем-то классическим, в Древней Греции был исключением – как бы обнаженной идеей полиса, которая нигде больше настолько не была «чистой», чтобы претендовать на образец практического устройства жизни. Это исключение скорее выдуманное, поскольку и в самих Афинах «идеал» был достигнут фрагментарно и в разное время. В Аттике разница между рабами и земледельцами была едва различимой: землевладельцы обрабатывали свои наделы вместе с рабами. И едва сельские демы получили представительство в Афинах (реформы Солона и Клисфена), как нагрянула Пелопонесская война, и их земли были брошены на разграбление (этим решением прославил себя демократ Перикл).

В Спарте же города как такового не было. Спарта – это сросшиеся деревни, где городской центр едва обозначен. При этом вся земля была не частной, а общественной, но разделенной между homoioi. И там горожане не могли спрятаться за стенами и бросить сельских жителей на произвол завоевателей. Соответственно между городом и деревней не было тех противоречий, которые Афины могли себе позволить, лишь финансируя охлос за счет разбойничьей морской монополии.

Проблемы полиса были разрешены лишь экспансией в Азию. Иначе полноправным гражданам негде было бы реализовать свои права. Они были вправе быть гражданами, убивая варваров и складывая свои головы на полях сражений. У такого полноправия были и свои теоретики, вроде Исократа. Собственно, образование гоплитского сословия было идеальной формой гражданственности лишь в условиях мира и локальных и кратковременных сваток с соседями. Пелопонесская война положила этому конец, и гоплит на поле боя стал конкурировать с более мобильным легким пехотинцем, который был менее прихотлив относительно своего статуса, но как сословие более перспективен. Пелопонесская война отменила ритуальное гоплитское сражение между фалангами. «Партизанская» война, косой строй, смещение ударной группы с правого фланга на левый – все это убило не только правила войны, но и прежнее представление о гражданстве.

Гражданские права и обязанности у греков невозможно понять и осмыслить без военных. Полис и война – вещи нераздельные. Но это была война по правилам, и пока она была таковой, гоплит (с VII века) был гражданином, но как только гоплит оказался жертвой «партизан», а потом вместе с массами лишенных имущества жертв войны был превращен в часть массы, выплеснувшейся из греческого мира в Азию, о гражданских правах можно было забыть.

Народность, проявившаяся в «партизанских» методах войны ополчения, победила аристократизм гоплитской гражданственности, как только сражение перестало быть коллективным состязанием. Военная хитрость растоптала древнюю бесхитростность, идеальный полис остался лишь идеалом Античности, который на своих копьях эллины принесли в Азию и превратили в мировую идею.

Демос любого греческого полиса – это набор родовых общин, с которыми так основательно вела борьбу афинская аристократия. Но идеал родового членения любого политического единства так и не удалось преодолеть. Он отражен в «Илиаде», где мудрый Нестор предлагает построение войска перед сражением по фратриям и филам, что определит боеспособность каждой единицы. Ему же Гомер относит высказывание о том, что человек, не включенный во фратрию, находится «вне закона и очага».

Аристотель писал, что полис не мыслим без деления на филы (φυλή). Также как слово polis, φυλή указывает на антропологическое родство. Но логично также считать, что племенной характер деления со временем заменился на общинный, административный. Ионийские города традиционно делятся на четыре филы, дорийские – на три или четыре. Каждая фила делится на фратрии. Согласно утверждению Ж. Дюмезиля, три римские трибы соответствовали трем этническим группам: латинян, этрусков и сабинян.

Филы дорийских городов называются в античных источниках в неизменном порядке: Dymanes, Hylleis, Pamphiloi. При этом распределение государственных постов между филами было равным и подчиненным ротационным правилам, более сложным, чем прямая очередность: последовательности меняли, используя все возможные перестановки очередности. Тем не менее, памфилы имели определенные ограничения: они не допускались к некоторым ритуалам с публичными жертвоприношениями. Если появлялась четвертая фила, то она также обычно была выше Памфилов. Название «памфилы» семантически связаны с самим термином «фила». То есть памфилы – это «собственно народ», граждане, находящиеся за пределами остальных фил.

О том, что остальные филы – не совсем народ, говорит надпись с острова Кос, в которой указано, кому посвящены жертвы трех овец от каждой филы: от Hulleis – Гераклу, от Dumanes – Anaxileia (народу царей: anak(t) – «царь», laos – «народ, воинство»), от Pamphiloi – Деметре. Получается, что фила потомка Геракла – народ-завоеватель, фила царей – ранее царствующий народ, а почитатели Деметры – это «собственно народ», неизменное местное население. Для Спарты две первые филы определяют двоецарствие (думаны с течение времени получили ахейскую династию), а поклонение Артемиде – древнейший сельский (земледельческий) культ восточного происхождения.

О лидийском происхождении культа Артемиды Орфии свидетельствуют «лидийские шествия» в Спарте, а также «танец лидийских девушек» в торжествах в честь Артемиды в Эфесе. В данном случае речь, очевидно, идет не об иностранцах, участвующих в культе, а о чужестранном компоненте культа,