Бестиарий. Книга странных существ - Александра Давыдова

Видел ли он чудовище? Врать не стану. Только домой не вернулся. Нашли его через двое суток. Менты из Центрального с собакой. Мертвого нашли. Сказали его бабке, что малец болотного газа надышался, оттого и помер. Все поверили, а мы нет. Была там одна деталька… Рука у Витька тряпкой замотана была. И тряпка та – кусок ярко-желтого бабьего платка.

Вот он какой – наш желтый!

Лизун жил за шкафом. За огромным черным сервантом, у которого стояла Лешкина кровать. На серванте стояла фотография бабушки – они с дедушкой, еще совсем молодые, сидели на лавочке и улыбались. Он держал ее за руку.

Шкаф был неподъемный. Лешка попытался его сдвинуть, чтобы отыскать жилище Лизуна или его норку, но не смог. Бабка застала за этим занятием, отругала и, больно взяв за ухо, вывела на участок, велев копать грядки.

Лешка привычно немного поплакал в сарае, вспоминая маму, как она обнимала его и чесала затылок у самой шеи, зная, что так ему очень нравится. Но мамы не было, вот уже полгода как не было, а отец пропадал на заработках и приезжал раз в неделю. На попытки Лешки поиграть с ним рассеянно соглашался, минут десять играл в шахматы или бадминтон, но потом срочно что-то вспоминал, бежал в дом, или на огород, или начинал ковыряться в телефоне.

И тут вдруг за шкафом начало что-то иногда шебуршиться по ночам. И бабушка сказала, что это Лизун. Лешка испугался было, но бабка сказала, что Лизун не злой.

– Нашкодить может, конечно, – сказала она. – Нонче тихо сидит, а в прошлый год, бывало, чашку скинет со стола или мух в чайник накидает.

– А как он выглядит? – спросил Лешка.

– Никто его не видел, – говорила бабушка, странно поглаживая руку. – Говорят, на кошку похож. Он выходит, когда все спят, бродит по дому. Иногда лижет спящих людей. Руки лижет, лица. Оттого и Лизун.

Однажды Лешка решил выследить Лизуна. Закрыл все занавески, чтобы похоже было на ночь, и притаился за холодильником. И уже заскребся было кто-то за сервантом, но тут вошла бабушка. Поняв, что внук задумал, она подскочила к нему и влепила увесистый подзатыльник.

– Не смей его пугать! – гаркнула бабушка. – Не смей!

В голосе ее был страх.

Лешка пулей выскочил из дома и помчался к сараю. Он заперся на крючок и сидел там, глотая слезы, и тер то место, где его ударила бабушка, то самое место, которое гладила и щекотала мама.

В дверь сарая постучали.

– Лешенька, – сказал голос бабушки, – ты прости меня. Не пугай Лизунко. Хороший он. Он с духами говорит. С ним дружить надо.

Лешка ничего не ответил. Через минуту послышалось шарканье шагов. Лешка осторожно выглянул в щель над дверью. Бабушка медленно ковыляла к дому. Одна ее рука непроизвольно гладила другую.

Этой ночью Лешка никак не мог заснуть. Ему было грустно и тоскливо. Папа уехал два дня назад и вернется еще не скоро. Лизун шуршал за шкафом, но Лешке было все равно. Он лежал на боку, вспоминал маму и пытался изо всех сил не заплакать.

В этот момент что-то дотронулось до его затылка и начало его гладить и почесывать. Лешка испугался было, но понял вдруг, что это Лизун лижет своим сухим и шершавым языком. Он подумал, что, наверное, если резко повернуться, можно успеть схватить Лизуна или хотя бы увидеть его. Но Лешку обволокла вдруг приятная ленивая дремота, он закрыл глаза и сразу же заснул спокойным счастливым сном, который повторялся потом еще много раз.

Что-то в мире необратимо нарушено. Изъян всегда рядом; часто он растёт – тогда мир переворачивается вверх дном, и наступает темнота. Затем дух осознаёт себя – смутно и расплывчато, как зрение, которое возвращается не сразу. Но изъян не позволяет увидеть природу разрушения. В глазах двоится – это знак дуальности мира… И голоса… Пробуждение не бывает легким.

Голова гудела. Иван с трудом встал на четвереньки и попробовал обозреть окрестности. Прямо перед ним была охотничья фляга, и фляга была пуста. Рыбалка явно удалась. Димыч лежал рядом в полной отключке, и будить его не имело никакого смысла.

Глотнул остаток минералки, умылся. Полегчало. Под руки попался спиннинг. Вид блесны пробудил все низменные инстинкты. Пора и делом заняться, раз уж мир худо-бедно выстоял в очередной коллизии.

Клюнуло сразу. Тут же показалась и сама рыба – ростом с человека. От неожиданности Иван выпустил спиннинг из рук, что его и спасло. В следующее мгновение тонкий механизм исчез в пасти чудовища. Которое теперь стояло на хвосте и осоловелыми глазами смотрело ему в лицо.

– Как смел ты, смертный, медью обмануть меня? – сказала рыба громоподобным басом. И тут же, сломав весь пафос, неуклюже опрокинулась на спину.

Иван почувствовал родственную душу, шагнул на мелководье и помог ей перевернуться.

– Минута слабости, – сказала рыба. – Медь твоя на вкус отвратительна…

– Кто ты?

– Моё имя Абту.

Иван пожал плечами. «Вот ведь, с пьяной рыбой разговариваю» – подумал он.

– Страж небесного корабля Ра, – пояснил Абту. – Мы с братом Анет плыли перед ним днём и плыли перед ним ночью, упиваясь светом Небесного Нила… Мы знаем последствия колдовства Исиды и помним, как Ра отправился на покой.

– А что теперь?

– Мир рухнул, сам Ра никому не нужен…

– А твой брат?

– Он остался в Небесном Ниле, а я – вот тут… Заблудился…

Иван почесал затылок.

– Не хочу тебя расстраивать, но Небесного Нила нет. Там космос, пустота. Может, тебе поискать брата в Южном полушарии?

– Загадками говоришь!

– Ну вот, смотри, – Иван сходил на берег за смартфоном. – Вот карта. Мы здесь. А вот Нил…

– Эта маленькая ниточка?!

– Ну да…

Абту снова попытался встать на хвост – безуспешно.

– Ночью пью свет ваших фонарей, – хмуро сообщил он. – Редкостная гадость, голова от него болит…

Иван сочувственно кивнул.

– Твоё колдовство удивительно, но я запомнил путь. Чем отблагодарить тебя, человек?

– Делов-то. Ну вот, разве что фляжку наполнить…

– Да будет полной она во веки веков! – торжественно сказал Абту и ушёл в глубину, наделав мощным хвостом немало шума.

Говорят, изъян нельзя убрать. Но можно отказаться от него, пробудившись. Тогда воды Небесного Нила сольются с водами земного, и мир восстановит целостность.

– Эй, чего там? – послышался голос Димыча.

– Рыба сорвалась…

Димыч добрался до фляги, жадно хлебнул и поперхнулся. Долго пил, утоляя жажду. Но хотелось большего, о чём тут же и сообщил: