Интерлюдия смерти - Нора Робертс

— Миссис Скиннер, неужели вы действительно считаете, что Рорк должен отвечать за то, что когда-то совершил его отец? За содеянное этим человеком, когда Рорк был еще несмышленым ребенком, за то, что произошло где-то далеко, за три тысячи миль отсюда?

Ева увидела, как глаза Белл наполнились слезами. Она склонилась ближе, решив не отступать.

— Этот человек избивал родного сына до полусмерти просто забавы ради. Вы представляете себе, что это такое, когда тебя колотят кулаками, палкой или чем ни попадя, причем делает это человек, который обязан заботиться о тебе? Обязан просто по закону юридическому и нравственному. А знаете ли вы, каково это — пытаться защитить себя беспомощному, окровавленному, истерзанному и избитому до синяков мальчику?

— Нет. — Переполнившие чаши глаз слезы скатились по щекам. — Нет!

— Неужели этот ребенок должен отвечать за злодеяния своего отца?

— Грехи отцов… — начала было Белл, но осеклась. — Нет. — Она вытерла мокрые от слез щеки. — Нет, лейтенант, я так не считаю. Но я также знаю и то, каково пришлось моему мужу, что случилось после тех ужасных событий, что ему пришлось потерять. Я знаю, как это мучило и преследовало его — этого доброго, честного человека, добропорядочного офицера, целиком посвятившего себя служению делу, своему долгу и жетону полицейского — всему тому, что этот жетон символизировал.

— Он не в состоянии изгнать преследующих его злых духов, уничтожив сына человека, который их породил. Думаю, вам это понятно, — сказала Ева.

— Он никогда не причинил бы вреда Зите или Регги. Он любил их как собственных детей. Но… — И тут она снова повернулась к Мире и с силой схватила ее за руку. — Но он так болен — и телом, и душой, и разумом. И я бессильна ему помочь. И я не знаю, надолго ли у меня хватит сил, чтобы наблюдать за тем, как он постепенно угасает. Я готова отпустить его с миром, ибо его боль иногда меня ужасает. Он отстраняется от меня, он не хочет делить со мной ложе, не хочет посвящать в свои мысли и страхи. Словно он сам мало-помалу разрушает наш брак. И я не в состоянии это остановить!

— Для некоторых людей смерть — это сугубо личное дело, — тихо произнесла Мира. — Глубоко интимное, требующее уединения. Если любишь кого-то, трудно стоять в стороне, когда близкому человеку предстоит совершить подобный шаг в полном одиночестве.

— Ради меня, — вздохнула Белл, — он даже согласился подать заявление на самоэвтаназию. Хотя он в нее не верит. Он убежден, что настоящий мужчина должен справляться со всем, что уготовано ему судьбой, и выдерживать все страдания до конца. Боюсь, он уже не в состоянии ясно и логично мыслить. Бывают моменты…

Дыхание Белл стало ровнее, она оглянулась на Еву.

— У него бывают приступы ярости, резкие перепады настроения. Возможно, отчасти тому виной лекарства. Он и раньше-то никогда не делился со мной тем, что происходило у него на службе. Но теперь-то я знаю, что много месяцев, а возможно, и дольше он просто был одержим Рорком. Как и вы. Вы ведь тоже выбрали дьявола, а не долг.

Белл на мгновение закрыла глаза.

— Я ведь жена полицейского, лейтенант. Я верю в служебный долг и вижу, что вы также преданы ему. Муж бы непременно это понял, если бы не был так болен. Клянусь вам — он не убивал ни Регги, ни Зиту. А вот ради него их могли убить.

— Белл, — вкрадчиво произнесла Мира, подавая женщине еще один платок, — вы наверняка хотели бы облегчить боль и страдания мужа, помочь ему. Расскажите лейтенанту Даллас и шефу Анджело, что вам известно, что вы чувствуете. Ведь никто лучше вас не знает души и мыслей вашего мужа.

— Это окончательно сломит его. Если ему придется столкнуться с этим, он будет просто уничтожен. Отцы и дети, — вздохнула она едва слышно и спрятала заплаканное лицо в платок. — О, как все это тяжело!

— Хэйз! — Еву буквально осенило, словно в мозгу что-то щелкнуло. — У Хэйза, единственного из всех, отец не погиб в ту злополучную ночь. Он — сын Скиннера!

— Единственный его грех. — Белл душили слезы, когда она снова подняла голову. — В трудное время в самом начале нашего брака. И во многом это моя вина. Моя вина, — повторила она, обратив умоляющий взор к Мире. — Я была нетерпелива, зла на то, что он так много времени и энергии отдавал работе. Я вышла замуж за полицейского, но не хотела смириться с тем, что это означало на самом деле — что это означало для него, для такого мужчины, как Дуглас.

— Очень нелегко сочетать супружество и верность долгу. — Мира налила Белл чашку чая. — Особенно если партнер беззаветно предан долгу. А вы были тогда чересчур молоды.

— Да. — В голосе Белл прозвучали нотки признательности, когда она подняла свою чашку. — Я была молода и эгоистична, но с тех пор я приложила максимум усилий, чтобы исправить ситуацию. Я безумно его любила и хотела, чтобы он принадлежал мне безраздельно. Но этого не было. Тогда я начала настаивать и донимать его. А потом просто отступилась. Мне нужно было все или ничего. Ну вот. А он человек очень гордый. Но и я упряма. Мы расстались на полгода, и за это время У него кто-то появился. И не мне его судить.

— И та женщина забеременела?

— Да. Но он от меня никогда ничего не скрывал. Ни разу не солгал и не попытался ничего скрыть. Он — человек чести. — Она произнесла это с вызовом, но одновременно и с гордостью, обращаясь к Еве.

— А Хэйз знает?

— Разумеется! Дуглас никогда бы не стал уклоняться от своих отцовских обязанностей. Он оказывал им материальную помощь. Мы с этой женщиной обо всем договорились, и она согласилась, вырастить мальчика и не афишировать, кто его отец. Не было совершенно никакого смысла делать всю эту историю достоянием гласности, портить Дугласу карьеру и репутацию.

— То есть вы как бы заплатили за его грех?

— Вы черствый человек, лейтенант! Совершенно непогрешимы? И никаких угрызений совести или сожалений?

— Множество. Но вот у родившегося ребенка, у юноши могли возникнуть психологические проблемы, считай он, что о его появлении на свет жалеют как о совершенной ошибке. Как о поводе для раскаяния.

— Дуглас вел себя по отношению к Брайсону очень ответственно. Тот не видел ничего, кроме доброты и щедрости. Он дал сыну абсолютно все! — воскликнула Белл.

«Все, кроме имени, — подумала Ева. — Насколько это могло быть важно?»

— Он отдавал ему приказы убивать, миссис Скиннер? Приказы подставлять Рорка, бросать на него тень подозрения в деле об убийстве?

— Разумеется, нет. Ни за что. Но Брайсон… он, пожалуй, чрезмерно предан Скиннеру. За последние несколько месяцев Дуглас слишком часто общался с ним, обращался к нему. И потом, когда Брайсон рос, возможно, Дуглас поставил слишком высокую планку, предъявлял слишком большие требования, непосильные для мальчика.

— И поэтому Хэйзу кажется, он должен доказывать, что он достоин своего отца?

— Да. Брайсон жесток, лейтенант. Хладнокровен и жесток! Думаю, вы это сами поймете. А Дуглас — он просто болен. И потом, эти его перепады настроения. Его одержимость тем, что произошло много лет тому назад. Это разъедает его изнутри словно ржавчина, ничуть не меньше, чем его недуг. Я слышала, как он бушевал, словно в него что-то вселилось. И в такие моменты он говорил о необходимости мщения любой ценой, требовал расплаты. Твердил, что иногда закон должен уступить место кровной мести. Смерть за смерть. Однажды месяц назад я слышала, как он разговаривал с Брайсоном об этом отеле. Что Рорк выстроил все это великолепие на костях невинно погибших героев. И что не будет ему покоя, пока он не уничтожит и Рорка, и его детище. И еще говорил о том, что если ему суждено умереть, не успев отомстить, то он завещает завершить эту месть сыну.