Огни святого Эльма - Владимир Евгеньев

Шторм усилился, в каморку доносился рев волн, ветра и шум дождя.

— В раннем детстве я жил в цыганском таборе. Помню, как моя мать гадала на старой замусоленной колоде, где «туз червей» была надорван с четырех сторон. Мама говорила, что колода приносит удачу именно из-за этой рваной заговоренной карты. Моя мать танцевала лучше всех в таборе, и ни один мужчина не мог устоять перед ее красотой. На меня у нее оставалось мало времени, и я помню, как часто плакал и искал ее, но когда она брала меня на руки и пела старинные цыганские песни, я забывал обо всем.

Соню, очень уставшую от всего пережитого, стал убаюкивать его голос и она начала задремывать, прижавшись боком к стене и накрывшись старой парусиной.

И тут Соня услышала чей-то громкий крик: «Ах, вот вы где!». Она не успела рассмотреть вошедшего, почувствовала сильный удар по голове и потеряла сознание.

А Данилу спасший его матрос давно уже втолкнул в капитанскую каюту и захлопнул за ним дверь. Даню бросало от одной стенки к другой, подкидывало, опускало. Вся каюта выделывала совершенно неописуемые фортеля в пространстве. На полу было полно воды, Даня промок. Он падал, вставал, держался за что то, садился, снова падал. Наконец, как-то приспособился. Уселся на кровать, держась за спинку. Кровать была привинчена к полу, поэтому он как то более-менее сохранял устойчивое положение.

Так продолжалось очень долго, примерно часа два. Наконец, во время относительного затишья дверь распахнулась, и вошел какой-то человек.

Он быстро открыл привинченный к полу шкаф, достал что-то. Потом каюта осветилась.

Это был капитан в том же клеенчатом плаще. В руках у него был большой электрический фонарь.

«Где Соня, когда ты последний раз ее видел?» — крикнул Филипп.

— Я думал, она с вами, найдите ее, она вышла, — взволнованно ответил Данила, который устал сидеть один, — когда же, наконец, кончится шторм?

— Как вышла? Куда? — закричал Филипп с ужасом, схватив Даню за плечи.

— Не знаю, — Данила чуть не плакал.

Капитан взял себя в руки «он же все-таки ребенок и не знает, как все на самом деле страшно».

Он потрепал Данилу по плечу:

— Не реви, юноша должен быть отважным. Я сейчас же пойду искать Соню, — сказал Филипп, — мы сможем вздохнуть свободно только дней через пять. Но у шторма бывают перерывы. Смотри, не выходи из каюты, фонарь не выноси. Если тебя смоет за борт или ранит, ты, возможно, останешься жив, но это будет очень мучительно.

С этими словами капитан ушел.

Соня потеряла сознание. Сколько прошло времени, она не помнила. Иногда к ней ненадолго возвращались какие-то ощущения: она слышала, как кто-то спорил рядом с ней. Затем Соню несли на руках. Все шаталось, тряслось, ревел шторм, везде были брызги холодной воды. Потом снова провал. Наконец, София почувствовала, что находится в каком-то помещении. И ясно услышала голос Данилы: «Соня, Соня, очнись!»

И снова ничего, темнота.

Опять-таки сколько времени прошло неизвестно. Потом Соня начала приходить в себя от того, что кто-то поднес ей к носу какое-то ужасно пахучее вещество. Ей ударило в ноздри что-то острое, она чихнула, затрясла головой и сразу почувствовала, что ее одежда насквозь промокла. Софии было холодно, она дрожала. Ее осветил фонарь. Она поняла, что лежит на кровати, и увидела встревоженное лицо Данилы, который держал ее за плечи. А рядом сидел еще какой-то мужчина в плаще. Приглядевшись, Соня поняла, что это капитан.

Все это время корабль равномерно качало и его лицо прыгало перед глазами Сони, что ужасно раздражало. В тот момент, когда качка на какую-то минуту остановилась, капитан сказал по-голландски: «Пей, дитя мое, тебе станет легче», и поднес к ее губам большую кружку. София сжала губы, ее опять затошнило, пить совсем не хотелось. «Пей, пей, тебе станет легче. Пей!». Он слегка зажал ей нос, Соня приоткрыла рот и волей неволей начала глотать. Это был какой-то крепкий алкоголь. По телу разлилась теплота. Соня почувствовала опьянение, голова слегка закружилась.

Несмотря на то, что корабль тряхнуло так, что Соня подлетела на кровати и Данила с Филиппом с трудом ее удержали, София сказала: «Как мне хорошо! Я буду спать». Последнее что она слышала, пока не погрузилось в блаженное забытье, был голос капитана, говоривший Дане по-английски: «Держи ее крепче, пусть она поспит. Она проспит долго».

Соне снилось, что она едет с Денисом в машине ее родителей. Они спешат в роддом. Веселый летний город, жара, все окна открыты, из-за шума других проезжающих автомобилей сложно разговаривать.

— Тебе, наверно, больно? Начались схватки? — спрашивает Денис.

— Нет, я отлично себя чувствую, — кричит София в ответ, и громко смеется.

— Тебе должно быть больно, иначе ты не родишь, — отвечает Денис. И Соня пугается, почему она не чувствует боли. А они едут и едут, а вдоль дороги стоят Сонины знакомые и друзья, они все знают, куда она направляется, хохочут и выкрикивают какие-то злые пошлые шутки. Почему все хотят, чтобы ее роды плохо закончились?

Но вот она уже в роддоме.

Соня не помнит, как рожала, но почему-то она уже лежит в огромном белом зале. София точно знает, что она уже родила. Вокруг много женщин с маленькими детьми.

— Где мой ребенок? — спрашивает София у женщины в белом халате.

— Его нет, его выбросили в мусоропровод, — отвечает врач, — и смеется все громче и громче.

— Как?! Пусти меня, гадина! Я убью тебя! — кричит Соня.

— Лежи, лежи тихо, — орет докторша. Хватает Софию за плечи и держит.

Потом Соня чуть приоткрыла глаза и ясно увидела, что не врач, а Данилка держит ее, и говорит: «Лежи, лежи тихо!»

«Что такое, где мы?» — испуганно крикнула Соня.

«Мы на корабле, тебя принес капитан», — ответил ее брат.

Парусник качнуло, она чуть не упала с кровати, Данила застонал — видимо, он ударился обо что-то.

— Какой кошмар! Я не хочу больше жить! — заорала Соня. — Ненавижу! Всех ненавижу! Даня, дай мне нож.

— Сонечка, это был сон! Все будет хорошо, прости меня, пожалуйста, — испуганно ответил Данила.

Соню страшно раздражала мокрая одежда, но странно — ей не было холодно. Она чувствовала себя отвратительно. София сразу вспомнила, все, что произошло на паруснике. Она села. Данила устроился рядом с ней. Бешеные волны качали корабль из стороны в сторону как скорлупку, и брат с сестрой раскачивались и подпрыгивали, от падения их спасало то, что кровать, за спинки которой они держались, была привинчена к полу.

Соня чувствовала отвращение ко всему на свете. Ее перестали отвлекать от грустных мыслей необычные события, которые с ними происходили. «Наверно, высший разум решил, что мы должны постоянно страдать и мучиться из-за наших ошибок». Соню почувствовала острую неприязнь к этому абстрактному жестокому высшему разуму.