Вопрос смерти и жизни - Ирвин Д. Ялом

Сама Мэрилин кажется невозмутимой. Она обсуждает с доктором М. ассистированное самоубийство, а затем интересуется, согласится ли та быть одним из двух врачей, которые должны подписать разрешение. Я окончательно выбит из колеи. Я не могу мыслить связно. Я узнаю, что она собирается умереть, проглотив таблетки, и это меня сильно беспокоит. Я всегда думал, что это происходит через внутривенную инъекцию. Если я могу без труда проглотить целую горсть таблеток, то Мэрилин может проглотить только одну таблетку за раз, да и то приложив к этому сознательное усилие. Что будет, когда придет время? Я представляю, как толку таблетки в ступке и делаю из порошка эмульсию; она подносит эмульсию к губам, но это слишком ужасно, и образы расплываются.

По моим щекам текут слезы. Я всегда заботился о Мэрилин – когда мы познакомились семьдесят четыре года назад, она была метр пятьдесят ростом и весила 45 килограммов. Я представляю, как вручаю ей смертельные таблетки и она запихивает их в рот, одну за другой. Усилием воли я выкидываю эту ужасную сцену из головы, но на смену ей тут же приходят другие образы: я вижу, как Мэрилин стоит на сцене и произносит прощальную речь – сначала в одной школе, в которой мы вместе учились, потом в другой. Я был больше и сильнее, я был причастен к миру науки и всегда, всегда заботился о ней, всегда защищал ее и оберегал. И все же сейчас я с содроганием воображаю, как держу целую горсть этих убивающих пилюль и протягиваю их ей одну за другой.

На следующий день я просыпаюсь в 5 утра. «Неужели ты не понимаешь, – говорю я себе, – что смерть – это не будущее. Это наше настоящее: Мэрилин уже умирает». Она ест очень мало и выглядит постоянно уставшей. Я даже не могу заставить ее пройти пять минут до почтового ящика перед нашим домом. Мэрилин умирает сейчас. Смерть придет не через два месяца – она уже пришла. Иногда я воображаю, что принимаю таблетки и умираю вместе с ней. Так и вижу, как мои друзья-психотерапевты обсуждают между собой, не следует ли поместить меня в психиатрическую больницу из-за суицидальных мыслей.

Ноябрь

Доктор М. больше ничем не может помочь Мэрилин и отправляет ее к специалистам по паллиативной помощи – отрасли медицины, которая фокусируется исключительно на уменьшении боли и создании максимально комфортных условий для пациентов. Я, Мэрилин и наша дочь Ив долго беседуем с доктором С., внимательной и ласковой женщиной, которая заведует отделением паллиативной помощи Стэнфордского медицинского центра. Она изучает историю болезни, проводит медицинский осмотр и выписывает лекарства от постоянной тошноты, кожных высыпаний и крайней усталости.

Мэрилин терпеливо отвечает на все ее вопросы, но вскоре возвращается к главенствующей в ее сознании теме: ассистированному самоубийству. Доктор С. обстоятельно и доброжелательно отвечает на все вопросы, но ясно дает понять, что не одобряет этот шаг. Она подчеркивает, что ее работа – следить за тем, чтобы пациенты не страдали и безболезненно умерли по естественным причинам.

Более того, доктор С. замечает, что ассистированное самоубийство – сложная процедура, требующая кучи «бумажек». Она сообщает нам, что смерть наступает от приема смертельных пилюль, которые больной должен проглотить самостоятельно: врач не имеет права помогать пациенту принять эти пилюли. Когда я упоминаю, что Мэрилин испытывает проблемы с глотанием, доктор С. говорит, что таблетки можно измельчить в ступке и смешать с напитком. Впрочем, она признает, что у нее очень мало опыта в таких вопросах: она присутствовала только при одной ассистированной смерти.

Мэрилин, однако, настаивает и спрашивает доктора С., согласится ли она быть одним из двух врачей, которые подпишут разрешение. Доктор С. глубоко вздыхает и колеблется. Наконец она соглашается, но выражает надежду, что в этом не будет необходимости. Затем она поднимает вопрос о хосписе. Она объясняет, что персонал хосписа будет регулярно приходить к нам домой и следить за тем, чтобы Мэрилин было не больно. Она обещает связаться с двумя ближайшими хосписами: каждый пришлет своего сотрудника, который подробно расскажет о доступных услугах. После этого мы сможем выбрать один из двух.

Оба представителя хосписа, которые приезжают к нам домой, хорошо информированы и очень внимательны. Как выбрать между ними? Мэрилин узнает, что муж ее близкой подруги наблюдается в хосписе «Mission» и очень доволен. Поэтому мы выбираем его. Вскоре нас навещают медсестра и социальный работник, а через два дня – доктор П., врач хосписа. Он проводит с нами полтора часа и производит на нас хорошее впечатление. Я считаю его одним из самых заботливых и сочувствующих врачей на свете и втайне надеюсь, что в свое время он позаботится и обо мне.

Примерно через пятнадцать минут после приезда доктора П. Мэрилин не может сдержаться и снова поднимает вопрос об ассистированном самоубийстве. Ответ доктора П. поразительно отличается от всех, с которыми мы сталкивались ранее: он очень симпатизирует этой идее, хотя и предпочитает термин «ассистированная смерть». Он заверяет Мэрилин, что, когда придет время, он будет рядом и сам приготовит эмульсию из таблеток, которую она сможет выпить через соломинку. Он говорит нам, что принимал участие в более сотни ассистированных смертей и полностью согласен с таким выбором, если пациент испытывает сильные боли и не может надеяться на выздоровление.

Его слова оказывают успокаивающее действие на Мэрилин – на нас обоих, – но в то же время делают ее смерть более реальной. Мэрилин скоро умрет. Мэрилин скоро умрет. Мэрилин скоро умрет. Эта мысль слишком тяжела для меня, и я продолжаю упорно выталкивать ее из сознания. Я отрицаю эту возможность. Я отвожу взгляд. Я не хочу и не буду думать об этом.

* * *

Проходит несколько дней. У нас ночуют двое наших детей: дочь, Ив, и младший сын, Бен. Я просыпаюсь рано утром, иду в свой кабинет и два часа просматриваю редакторские правки к новому изданию учебника по групповой терапии. Около 10.30 я возвращаюсь домой. Мэрилин сидит за столом, потягивает чай и читает утреннюю газету.

– А где дети? – спрашиваю я.

Действительно, дети! Моей дочери 64 года, а сыну 50. (Двум другим моим сыновьям 62 и 59 лет.)

– О, – говорит Мэрилин спокойным, деловым тоном, – они в похоронном бюро, а потом поедут на кладбище, проверят наши места. Мы будем лежать рядом с моей мамой.

К своему удивлению, я начинаю плакать. Слезы текут несколько минут. Мэрилин обнимает меня, пока я тщетно пытаюсь взять себя в руки.

– Как ты можешь так легкомысленно говорить об этом? – всхлипываю я. – Мысль о твоей смерти мне невыносима. Я не могу смириться с тем, что буду жить один, без тебя.

Она обнимает меня крепче:

– Ирв, не забывай, что я уже десять месяцев живу в муках и страданиях. Я говорила тебе, что не могу больше так жить. Я приветствую смерть, я приветствую избавление от боли и тошноты, от отравленного химией мозга, от постоянной усталости, от вечного недомогания. Пожалуйста, пойми меня! Я уверена: если бы ты прожил все эти месяцы в моем состоянии, ты чувствовал бы то же самое. Я живу только ради тебя. Мне больно от мысли, что я должна оставить тебя. Но, Ирв, мое время вышло. Ты должен меня отпустить.