Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

Инструкторы курса внутренней оперативной подготовки, Берни и Рой, были очень хороши в своем деле и требовательны к студентам. Колоритный Берни с седыми усами-подковой и незаметный, приземистый Рой, который мало говорил, но обладал прекрасной интуицией, понимали, какая задача мне предстоит. Поскольку я была не замужем, мне пришлось проходить курс в одиночку. Мне специально не дали партнера, потому что я должна была набраться уверенности в собственных силах. Проходившие подготовку супруги имели две пары глаз и возможность делиться оперативными наблюдениями и помогать друг другу при доставке и получении пакетов. Хотя порой мне приходилось сложно и возникали моменты, когда мне казалось, что я “убила” своего агента, показав слежке, что совершила оперативное действие, я справилась с курсом и продемонстрировала недюжинное чувство юмора и смекалку. Я тихонько гордилась собой.

Завершив всю подготовку, я отправилась в штаб-квартиру, где мне предстояло два месяца читать оперативные сводки в отделе СССР. Меня приставили к старшему референту Фрэн, которая досконально знала все операции, проведенные московским подразделением ЦРУ за много лет. Именно она познакомила меня с личным делом важного агента из Москвы. Этот агент пока не вышел в Москве на связь, но было решено, что я изучу все детали его дела и подготовлюсь к получению его сигнала после прибытия на место назначения. В московском подразделении ЦРУ хранился лишь необходимый минимум информации, поэтому было важно, чтобы я поняла и запомнила все в деталях. В лежащих в Москве делах не упоминались даже настоящие имена агентов, что было ключевым элементом обеспечения безопасности в нашей сфере.

Готовясь к переезду в Москву, я продала машину, сдала свой дом и купила канцтовары и основные продукты, которых мне должно было хватить на два года. Планировалось, что их пришлют мне на место базирования. Все эти хлопоты были знакомы мне по переезду в Лаос, но тогда нам не нужно было отправлять продукты и канцелярские товары, потому что их предоставлял комиссариат во Вьентьяне. В Москве достать предметы первой необходимости было непросто, а цены на них были высоки, поэтому я изучила подготовленные коллегами оценки ситуации и запаслась туалетной бумагой, бумажными полотенцами, средствами личной гигиены, стиральным порошком, мылом, шампунем и консервированными продуктами, найти которые, как мне казалось, будет сложно. Были среди них и продукты моих любимых фирм, например карамельный сироп “Смакерс”, который я взяла с собой, потому что слышала, что в Москве делают вкуснейшее мороженое.

Завершив изнурительные приготовления, я покинула штаб-квартиру и улетела во Флориду, чтобы провести заслуженный отпуск дома с родителями, прежде чем отправляться в Москву. Хотя мое новое приключение и давало родителям повод для беспокойства, они полностью поддерживали меня. Ими тоже овладевало радостное волнение.

День клонился к вечеру. Последние лучи солнца оранжевой полосой подсвечивали горизонт. Рейс “Люфтганзы” бесконечно долго заходил на посадку в московский аэропорт. В самолете вдруг стало жарко и душно, а у меня по груди покатился холодный пот. Меня тошнило от страха и волнения. Я была в ужасе — и в предвкушении. Шасси коснулось полосы, самолет подпрыгнул и плавно покатился. Пока мы ехали к терминалу, фары самолета высвечивали горы песка по обеим сторонам взлетной полосы. Но нет, это был не песок. Я смотрела на снег, сугробами лежавший на летном поле. Из Майами я прилетела во Франкфурт, а затем в Москву, но образ Майами явно не успел улетучиться из моей головы. Я поверить не могла, что в начале ноября здесь так много снега.

Когда мы остановились, пассажиры разом встали, чтобы достать багаж с полок над головой и подойти поближе к выходу. Наверное, они спешили занять удобное место в автобусе, но в итоге всех погрузили в один автобус, который повез нас к терминалу. Я знала, что автобус будет ждать, пока из самолета выйдут все пассажиры и экипаж, и не спешила покидать салон. Я была не прочь немного отложить неизбежное начало своего нового приключения.

Свою маленькую сумку со сменой белья и зубной щеткой я, как примерный путешественник, положила под сиденье впереди стоящего кресла. На полке у меня над головой лежало мое тяжелое утепленное пальто из верблюжьей шерсти. Какой-то мужчина любезно протянул его мне — возможно, потому что я положила его поверх его сумки. Я предполагала, что это теплое пальто пригодится мне в московском климате. Я с улыбкой вспомнила, как задевала этим пальто всех пассажиров, проходя к своему месту на рейсе из Майами в Нью-Йорк. Уверена, многие из них задумались, зачем я везу это тяжелое пальто в Нью-Йорк в начале ноября, ведь холода еще не наступили. Но они и не догадывались, что я направляюсь в Москву. Когда людей вокруг меня поубавилось, я оделась и собрала свои вещи. Ощутив у выхода порыв пробирающего до костей ледяного ветра, я поняла, что мы с пальто теперь неразлучны. Автобус быстро довез нас до входа в терминал. Холодный ветер задувал мне за воротник, замораживая последние капли пота.

Над дверью висела табличка “Аэропорт Шереметьево. МОСКВА”. Я была на месте. Взглянув на балкон над входом, я не поняла, где установлены скрытые камеры для съемки потенциальных врагов государства, прибывающих из-за рубежа. До меня доходили слухи, что офицеры КГБ были едва ли не трехметровыми гигантами, способными узнать любого сотрудника ЦРУ, отправленного в Москву. Но, очевидно, они не связали Марту Петерсон, подавшую заявление на советскую визу, с погибшим офицером ЦРУ Джоном Петерсоном, потому что советское посольство в Вашингтоне выдало мне документы без промедления, в то время как те, кто уже был знаком КГБ, обычно сталкивались с задержками. Понимая, что я по-прежнему никто, я тихо вступила в свою новую, тайную жизнь, в которой мне предстояло бороться с агентами КГБ у них на родине, в Советском Союзе.

В терминале необычно сильно пахло табаком — сладковатым, но едким. Бихевиористы утверждают, что запахи запоминаются навсегда. Прошло много лет, но я до сих пор могу по запаху учуять эти сигареты и сказать, что рядом русские. В терминале не звучала музыка, а на стенах не висели яркие приветственные плакаты, встречавшие гостей Союза Советских Социалистических Республик, или СССР. Нас встретили грязные плиточные полы и потемневшие, испещренные трещинами стены, вдоль которых всех повели на паспортный контроль. Я встала в очередь для иностранцев и сняла пальто, в котором мне быстро стало жарко. Ожидая, я наблюдала, как люди передо мной подходят к сидящему за стеклом офицеру и кивают ему. Несмотря на то что я немного волновалась, я знала, что в моем паспорте нет ничего подозрительного. В конце концов, он был совершенно пуст: это было мое первое путешествие.

Подошла моя очередь. Когда я подала свой красный дипломатический паспорт серьезному молодому офицеру, он спросил меня, в посольство ли я направляюсь. Вместо русского “да” я сказала немецкое ja. Как обидно мне было сделать ошибку в первом же слове, проведя сорок четыре недели за изучением языка! Должно быть, ночевка во Франкфурте заставила меня вспомнить немецкий, который я много лет назад учила в колледже. Впрочем, ничего страшного не произошло: я просто разозлилась на себя за такую глупую, досадную ошибку.