Дракон Потапов у динозавров - Светлана Аркадьевна Лаврова

траву перед собой палкой. Если палка сломается, значит, она задела стебель разрыв-травы.

– Это да, это он прав, – закивала тётя Афродита. Сама она, кстати, оставалась на месте.

Сидоров, осторожно вороша посохом траву, подошёл к пастуху.

– Теперь иди обратно на тропу по своим следам, – приказал Таки, забирая посох. – Осторожно иди, она где-то здесь, я запах чую…

Он топтался по склону, наверное, около получаса.

– Солнце почти встало, – волновалась Афродита. – Не та сила у травы будет.

– Ничего, и «не той» хватит, – отмахивался Таки. – Ага! Есть!

Раздался негромкий хруст – сломался посох. Таки опустился на колени и обломком стал раздвигать стебли.

– Афродита, иди сюда, – позвал он. – Я нашёл, а брать лучше тебе, трава – дело женское, Мать-Земля её женщине охотнее отдаст.

Афродита подбежала, Потапов с Сидоровым тоже – интересно же.

– А уже беречься не надо, других тут нету? – опасался Сидоров.

– Нету-нету, может, на двести шагов нету, а то и поболе, – успокоил Таки. – Говорю же – редкая штука. Вот, смотрите.

Он осторожно отогнул ладонями все травки, кроме одной. Обычный зелёный стебелёк с узкими листьями, ничего страшного.

– Держи руки так, чтобы другие травы не мешали, а я пока выкопаю, – тётя Афродита деловито опустилась на колени.

– Осторожно, стебель не трогай.

– Да знаю! Я такую траву брала, когда тебя ещё и на свете не значилось!

Она очень нежно коснулась кончиками пальцев сухой земли вокруг растения и сказала что-то тихое и доброе. Руки у Афродиты были толстые, а пальцы неожиданно изящные и очень красивые. Эти пальцы очертили круг по пыльной земле, потом ещё раз – глубже, и тоже по часовой стрелке. Пальцы словно жили отдельно от Афродиты и принадлежали этой земле, как будто тоже выросли из неё. Они перебирали землю по пылинке, бережно, будто каждая пылинка была бесценной жемчужиной. Афродита то ли говорила, то ли пела – уговаривала траву выйти из земли на белый свет и послужить доброму делу – спасению живого существа.

Наконец вся земля вокруг разрыв-травы словно растворилась под нежными пальчиками Афродиты, обнажился тоненький белый корешок, и травка начала заваливаться набок. Афродита подхватила её, чтобы ей не было больно, если перегнётся корень, и одной рукой держала травку за безопасную часть, за корень, а другой всё углубляла и углубляла ямку, убирая землю, чтобы не порвать боковые корешки, чтобы достать растение целиком.

– Опа! – сказала она торжествующе. Травка была в её руке, корень зажат между указательным и большим пальцами, зелёная головёнка свисает жалостно.

– Быстро бегите к святилищу, – сказал Таки. – А я овец подальше отгоню. А то Пифон проснётся голодный… если он вас съест, это ваше личное дело, а если овец всех наших соседей – ой-ё-ёй, это ж такая трагедь будет, Эсхил отдыхает.

И захромал к своему стаду, размахивая обломком посоха и крича овцам что-то громкое и сердитое.

Глава 8. На свободу – с чистой совестью

Они бежали к святилищу прямо как тот грек после битвы при Марафоне. Но травка всё равно уже поникла. Тётя Афродита прямо с размаху бухнулась на колени перед храмом Аполлона – там, где колонны и пандус. Она погладила свободной рукой землю и пробормотала что-то на древнем языке, а потом – более громко и отчётливо – по-гречески:

– Великая Матерь, Мать-Земля, дай свою силу маленькой травке! Великая Матерь, глубоко в тебе, в чёрном камне, в чёрной скале, сидит-плачет зверь: ой, ручки болят! Ой, ножки болят! Ой, плохо мне! Злые-сильные заточили в скалу, злые-сильные отняли волю-волюшку, отняли волю-волюшку да красно солнышко, ой, жалко зверюшку! Великая Матерь, Мать-Земля, дай силу травке, не на целый век, а на один разок. Разрыв-трава, возьми силу земли, разломай скалу и выпусти зверя! Теперь же!

И хлестнула травой наискось по земле около пандуса.

Земля дрогнула раз, второй. «Мы же все провалимся!» – запаниковал Потапов. Чёрная трещина пошла параллельно пандусу, отсекла храм Аполлона аккуратно, как ножом отрезала. Трещина всё расширялась и расширялась, земля сыпалась внутрь… наконец трещина стала такой большой, что туда три Потаповых пролезли бы. Но три Потаповых туда не полезло – что им там делать, да и в наличии был всего один Потапов. Зато из дыры показалась большая коричневая голова, вся в рогах и наростах, потом морщинистые лапы. Голова завертелась на шее, поглядела на солнце, сощурилась и сказала изумлённым баском:

– Встала из мрака младая,

                 с перстами пурпурными Эос.

Это к тому, что, однако, уже рассветает.

Тысячи лет я не видывал это явленье.

Дивно! Но кушать мне хочется

                                  просто ужасно.

– Хватит болтать, вылезай скорее, – командовала Афродита. – Вишь, все колонны наклонились, сейчас рухнут. И щель закроется и тебя перепилит.

– Этому действу не должно случиться, о боги! – перепугался Пифон и довольно ловко вылез из земли. Афродита прикоснулась к краю трещины совсем уже раскисшей разрыв-травой и сказала:

– Разрыв-трава, разрыв-трава, склей то, что разорвала!

И трещина тут же затянулась, как не было её. Колонны на постаменте качнулись туда-сюда и встали, как прежде. Неожиданно вместо шести колонн, восстановленных археологами из тридцати восьми, на постаменте оказалось семь. Наверное, седьмая вылезла из земли за компанию с Пифоном. Афродита осторожно выкопала пальцем ямку, посадила туда поникшую и разнесчастную донельзя разрыв-траву и сказала:

– Эй, малой, быстро сгоняй к Кастальскому ключу и принеси воды – полить растение. Пусть живёт-зеленеет дальше. Куда-куда набрать воды… да хоть в рот, хоть футболку вымочи и выжми… быстрей!

Сидоров умчался по делам мелиорации. Потапов, не веря, что всё получилось, оглядывал свежевыкопанного родственника. Он был не так уж велик – чуть больше Потапова и гораздо худее. Видать, наголодался в земле.

– Вам сразу нельзя много есть, – на всякий случай сказал Потапов. – После длительной голодовки надо кушать по чуть-чуть.

– Это всё ведомо мне,

непочтительный отрок, – пробасил Пифон. —

Прежде представиться надобно старшему в роде,

Только потом заведи ты учтиво беседу

И, если надо, совет изреки незаметно,

Дабы не счёл его старший себе оскорбленьем.

– Ой, да я не хотел ничего такого, – оправдывался Потапов. – Я просто боялся, что вы с голодухи сразу наброситесь на меня или на Сидорова – это вот Сидоров, он тоже вас из земли спасал, а сейчас травку поливает. Вот