Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Необходимо сказать несколько слов о нравственном климате в Представительстве. Он зависел от многих факторов и на протяжении описываемого периода менялся в соответствии с изменением нравственного климата в стране.

Нравственный климат формируют люди и обстоятельства. Люди могут быть разными, даже если они живут в одно время и в одной стране. Разными могут быть и обстоятельства.

Начнем с того, как комплектовались кадры Представительства. Берлинский аппарат состоял примерно на две трети из москвичей. Резидентуры в округах приблизительно на три четверти состояли из сотрудников, взращенных периферийными органами КГБ в советской глубинке. Работать в округе было труднее, чем в Берлине. Я достаточно долго служил и в округе, и в столице, поэтому мне можно верить. Собственно, в округах начинались все сколько-нибудь интересные оперативные дела. Когда окружной опер выискивал в навозной куче наводок и зацепок жемчужное зерно и доводил дело до стадии оперативного контакта, к этой работе тут же подключался кто-нибудь из сотрудников Берлинского аппарата. Дальше трудились вместе, а в конце концов Берлин брал уже завербованного агента на связь. Брал, конечно, в том случае, если от него поступала стоящая информация. Чуете разницу между черной и белой костью? Окружной опер был загружен куда более опера берлинского. Ведь его подсобная агентура была разбросана по всему округу, и к ней надо было ездить иногда довольно далеко. А кроме того, ему вменялось в обязанность поддержание деловых контактов с рядом линейных подразделений соответствующих окружных управлений МГБ и полиции ГДР. В последнем он был сам заинтересован, так как немецкие друзья давали ему наводки. Опер берлинский был вообще отсечен от друзей и, кроме оперативной работы, ничего не знал. В Берлине связь с друзьями осуществляли другие лица. Берлинский опер часть зарплаты получал в западной валюте, о чем опер окружной не смел и мечтать. Само собой, берлинский опер одевался лучше опера окружного, он лучше одевал свою жену и своих детей. Он пил дорогой коньяк и курил дорогие американские сигареты. Правда, в 60-е и 70-е годы он был еще не жаден и делился коньяком и сигаретами с опером окружным. Валюта нужна была берлинскому оперу для прикрытия его работы в Западном Берлине. Зачем она была нужна генералам и секретарю парткома, которые видели немецкую агентуру только в фильме про Штирлица, ума не приложу.

Мы, сотрудники окружных резидентур, понимали, что у берлинского опера работа тоже не сахар и завидовать ему, если и можно, то не очень. Случалось, что наших ребят в Западном Берлине били, портили им машины, задерживали, подвергая изнурительным и унизительным допросам. Правда, такое бывало далеко не каждый день, но бывало. Все это делали преимущественно американцы, которые во все времена вели себя нагло и по-хамски. Но однажды случилось так, что наш солдат-часовой застрелил американского майора-разведчика, который проник на территорию одной из советских воинских частей и забрался в бокс с недавно поступившей на вооружение новой техникой. Вони, шума и гама было по этому поводу на весь мир. Вот англичане и французы вели себя более или менее корректно. Англичане даже взяли под охрану от хулиганских поползновений западноберлинских неофашистов памятник советским воинам, павшим при штурме рейхстага. Дело в том, что охранять приходилось не столько памятник, сколько стоявших у него советских часовых.

Однако вернемся к нравственному климату. Неравенство социального статуса сотрудников Берлинского аппарата и резидентур было очевидно. Доходило до того, что нашкодивших оперработников линейных отделов ссылали в округа на перевоспитание. Вроде как в рудники. Конечно, в Берлине было немало ребят, которые добросовестно старались помочь нам, и если брались за общее дело, то вкалывали не меньше нашего. А были и халявщики, снобы, любители покомандовать. В таких случаях возникали неприятные эксцессы, дополнительные нервные нагрузки.

С марта 1984 года небольшую часть заработка стали выплачивать в валюте всем, даже секретаршам и шоферам. С одной стороны, это было хорошо, так как повысился уровень жизни сотрудников, снялась некоторая напряженность в отношениях, в первую очередь между «валютными» и «невалютными» женами. С другой стороны, это было плохо, поскольку ручейки блатвы, устремлявшиеся в ГДР с разных концов нашей державы, сразу превратились в бурные потоки, что неизбежно должно было повлечь за собой снижение качества работы Представительства.

Но до 1984 года еще далеко. Я пока работаю в Галльской разведгруппе, поэтому давайте поговорим об особенностях существования крошечного коллектива разведчиков, состоящего из семи, пяти, а то и всего из трех человек. Здесь ты можешь иметь интимных друзей (а лучше их не иметь), но не должен иметь врагов. Если ты нарушишь этот священный принцип, то вся твоя жизнь и вся твоя работа пойдут наперекосяк. Здесь лучше скрывать свои симпатии и антипатии, поддерживая со всеми спокойные, ровные отношения. Тут ты весь на виду, поэтому не пытайся хилять от работы, лизать задницу шефу, наушничать, усмиряй гордыню свою, помогай слабому, не гнись перед сильным – и твои коллеги тебя оценят и зауважают, а может быть, даже полюбят.

В окружных резидентурах (разведгруппах) многие из основных правил конспирации не соблюдались в силу невозможности их соблюдения. Когда я уходил в отпуск, мою агентуру брали на связь товарищи и вели мои основные разработки. Когда уходили в отпуск товарищи, я брал на связь их агентуру и работал по их делам. Где-то в течение первых двух лет пребывания в Галле я познакомился со всем агентурным аппаратом и со всеми разработками разведгруппы. Мои товарищи тоже знали всю мою агентуру и все мои дела. С учетом этих обстоятельств поддержание в маленьком коллективе разведгруппы нормальных человеческих отношений было основным условием ее успешной деятельности. Конечно, в каждой из резидентур имелись свои проблемы. Случалось так, что кто-то не сразу вписывался в коллектив, кто-то с кем-то не очень уживался, кто-то завидовал удачной разработке, реализованной товарищем, иногда вспыхивали ссоры, как правило, по пустякам, которые быстро заканчивались примирением конфликтующих сторон. Все это были мелочи. Когда же дело касалось решения конкретной задачи, где предполагалось задействовать оперативные возможности двух или нескольких сотрудников, любая взаимная неприязнь гасилась усилием воли каждого участника предстоящей операции, и общая работа выполнялась добросовестно с приложением всех сил. В округах трудились хорошие надежные ребята, и я вспоминаю почти о любом из них с теплым чувством. За весь период моей работы в ГДР имел место только один совершенно отвратительный эпизод, когда сотрудник одной из разведгрупп попытался напакостить товарищу в духе наихудших традиций дешевых романов детективного жанра. Этот, с позволения сказать, чекист конспиративно записал на магнитную пленку свой диалог с одним из коллег. Последний допустил в разговоре негативные высказывания в адрес начальника. На другой день с утра пораньше магнитофонная запись была доложена руководителю разведгруппы. Надо признать, что начальник оказался на высоте. Внимательно прослушав запись, он взглянул на часы и сказал своему доброхоту:

– Сейчас половина десятого. Завтра в это время тебя не должно быть на территории Германской Демократической Республики. Я помогу тебе уехать вовремя, иди, собирайся.