Мата Хари. Авантюристка или шпионка? - Борис Соколов

Военный комендант Парижа Эмиль Массар весьма красочно и недостоверно описал арест Маты Хари:

«Когда комиссар полиции Приоле представился в отеле, где она жила, чтобы приступить к ее аресту, Мата Хари лежала и была полностью голой. Не прикрываясь, и с более чем шокирующей непристойностью, она приступила к своему туалету перед инспекторами, спрашивая:

– Без сомнения, вы пришли за мной ради бельгийского дела?

Шпионка попросила, как известно, чтобы ее послали в Бельгию, чтобы наблюдать за нашими агентами!

– Да! Да! – согласились полицейские.

Опасаясь вспышки гнева танцовщицы, они не осмелились сообщить, что пришли ее арестовать, и не показали ей ордер на арест.

Только прибыв во Второе бюро, комиссар вручил ей ордер. Мата взяла его, не читая, и сказала у дверей:

– Кому из этих господ я должна вручить эту бумагу?

– Вначале, – грубо возразил капитан Л., – скажите нам, с каких пор, Х-21, вы на службе Германии?

– Я не понимаю, – ответила Мата, побледнев.

– Х-21, скажите нам, с какого времени вы на службе Германии?

Последовало очень живое объяснение, после которого Мата Хари отправилась ночевать в тюрьму Сен-Лазар».

Достоверным тут является только то, что Мату Хари поместили в Сен-Лазар. Очевидцы, к которым Массар никак не относится, ничего не говорят о том, что танцовщица встретила их голой. Да и ордер на арест никто от нее, разумеется, не стал скрывать.

Мату Хари поместили в тюрьму Фобур-Сен-Дени в Сен-Лазаре, откуда она немедленно подала прошение руководству тюрьмы: «Я невиновна и никогда не занималась какой-либо шпионской деятельностью против Франции. Ввиду этого прошу дать необходимые указания, чтобы меня отсюда выпустили». Разумеется, безрезультатно.

Когда ей предъявили обвинение в том, что она выдала немцам тайну секретного французского танка, Мата Хари потеряла дар речи, так как сроду о танках не слыхивала. Затем ее для верности обвинили еще в гибели пятидесяти тысяч французских солдат.

На допросах у следователя Бушардона, длившихся четыре месяца, присутствовал только писарь, сержант Бодуэн. Адвоката Маты Хари, мэтра Клюнэ, допустили только на первый и последний из четырнадцати допросов, соответственно 13 февраля и 21 июня 1917 года. В материалах дела, помимо перехваченных радиограмм, имеется информация о результатах наблюдений агентов капитана Ладу, подтверждение Дисконт-банка о получении Матой Хари денег, присланных из-за рубежа, ее личные документы и доказательства ее попыток вернуться в Нидерланды, а также результаты анализа содержимого подозрительного тюбика и флакон чернил для тайнописи, которые можно приобрести только в Испании, но который на поверку оказался противозачаточным средством.

Мата Хари заявила, несколько смутившись: «Это просто щелочной раствор, он используется для интимных целей. В прошлом декабре мне его прописал один мадридский врач». Проверка полностью подтвердила ее правоту. В качестве симпатических чернил данную субстанцию использовать оказалось невозможно.

Деньги, полученные ею через Дисконт-банк, по ее показаниям, были посланы бароном ван дер Капелленом. Следователь спросил: «Когда вы в первый раз пришли в бюро нашей контрразведки на бульваре Сен-Жермен, 282, были ли вы уже тогда немецкой шпионкой?».

«Я перечел ее перехваченные письма, – сообщает комендант Ладу. – Большая часть из них была адресована капитану, давно служившему на фронте (имелся в виду штабс-капитан В. П. Маслов. – Б. С.). Все они были подвергнуты самому тщательному исследованию, испробованы в наших лабораториях при помощи всяких химических реактивов. В них не было ничего, решительно ничего такого, что могло бы повлечь за собой что-либо, кроме смутных подозрений».

По словам Маты Хари, сказанным на суде, руководитель германской разведки, от которого она получила тридцать тысяч марок, был ее любовником и платил именно за это. «Очень щедрый человек», – заметил председатель судебной коллегии. «Тридцать тысяч марок – это моя обычная цена, – возразила Мата Хари, – все мои любовники платили мне не меньше. Я всего лишь проститутка, а не шпионка».

Капитан Бушардон, сорокашестилетний тщедушный мужчина, с жидкой бородкой, высоким лбом, высоко поднятыми бровями и узким лицом, настаивал: «Внезапно все дело представилось мне абсолютно ясным: Маргарета Зелле снабдила майора Калле целым рядом сообщений. Какими именно? Думаю, что не могу их огласить, поскольку все еще связан служебной присягой. Могу сказать только одно: они расценивались, в особенности нашим центром, как информация, отчасти содержащая важные факты. Для меня же они служили подтверждением того, что эта шпионка так или иначе была связана с определенным числом офицеров и что ей хватило хитрости задавать им некоторые вполне конкретные, и притом коварные, вопросы. Ее связи в других кругах позволяли ей получать информацию о политической ситуации в нашей стране».

Он старался убедить подследственную: «Ведь вы же не могли действовать иначе. Вам стало трудно продолжать жить в Мадриде и по-прежнему встречаться с майором Калле. Поскольку вы знали, что в любое время можете попасть в поле зрения наших агентов, вам поневоле пришлось задумываться, каким образом вы сможете объяснить все это в случае необходимости. Таким образом, с целью мотивировать свои посещения майора и рассеять наши подозрения вы неизбежно должны были делать вид, будто подбрасываете французам определенную информацию. Это основной принцип любой шпионской игры. Вы слишком умны, чтобы не учитывать этого».

Секретное досье, собранное на Мату Хари, было выдано на руки членам военного суда 24 июля 1917 года. Досье составил капитан Пьер Бушардон, военный судебный следователь. Никаких реальных улик против Маты Хари не было, и все обвинение строилось лишь на произвольном толковании ее показаний. Она не имела никакого опыта общения со следственными и судебными органами и потому рассказывала о себе много и охотно, в том числе и такие факты, которые следователь при желании мог обратить против нее. В мемуарах Бушардон охарактеризовал Мату Хари как «врожденную шпионку, точно показавшую, что она была именно такой». С таким пристрастным следователем шансов на спасение у нее не было.

Первая камера, куда поместили Мату Хари, была обита резиной, чтобы предотвратить возможные попытки самоубийства. Писарь, сержант Манюэль Бодуэн, вел протоколы допросов. А еще Мату Хари посещал тюремный врач доктор Леон Бизар. Она жаловалась доктору на обстановку. Ведь в камере, скупо освещаемой одним газовым рожком, был только матрац. Еще она страдала от невозможности регулярно принимать ванну. Ведь она привыкла к чистоте. Почти все друзья во Франции от нее отвернулись, так как любая связь с женщиной, подозреваемой в шпионаже, могла бы не только повредить их репутации, но и привести к их собственному аресту. По свидетельству доктора Бизара, Мата Хари была благодарна любому человеку, который с ней разговаривал. Но круг общения поневоле ограничивался доктором Бизаром, его ассистентом доктором Жаном Бралем и тюремными священниками: католиком отцом Доммерком и протестантом преподобным Жюлем Арбу.