Локдаун - Питер Мэй

Он свернул на Кертлинг-стрит и подъехал к будке перед синими металлическими воротами. Напротив ворот стоял армейский джип с пулеметом у заднего борта. Сидящие в машине два солдата курили через хлопковые маски. С другой стороны ворот появился охранник в зеленой форме. Он тоже был в белой хлопковой маске и близко не подходил. Макнил вышел из машины и подошел к решетке ворот.

– Документы есть? – прокричал охранник.

Макнил показал удостоверение.

– Полиция. Хочу поговорить с одним из ваших служащих. С Рональдом Казински.

– Подождите, – отозвался охранник.

Он вернулся в будку, а потом пошел дальше, в низкое здание из белого пластика и стекла, странной угловатой формы. В нем находилась модель будущего комплекса. Но владельцы участка никогда и вообразить не могли подобное применение. На траве рядом со зданием стояли две большие бронзовые статуи выше человеческого роста. Мужчина и женщина держали ребенка и протягивали ладони в приветствии. Что именно они приветствуют, оставалось загадкой. Вероятно, жизнь, решил Макнил. И в этом заключалась глубочайшая ирония. Статуи явно служили дополнением к лозунгам на щитах, которые он видел чуть раньше. Было в них что-то почти сталинское.

На воротах щелкнул электронный замок, и они начали медленно открываться. Охранник окликнул Макнила из будки:

– Поезжайте прямо до административного здания и спросите мистера Хартсона. Он там старший.

Макнил миновал приветствующие его статуи и въехал в другие ворота, к кирпичному зданию на полпути от внешней стены электростанции. На обширном пространстве крошащегося асфальта замерли экскаваторы и строительные краны, как застывшие во времени динозавры. К огромным воротам главного вестибюля тянулась очередь черных фургонов без опознавательных знаков, доставляющих свой страшный груз, чтобы сразу же разъехаться за новым по десятку больниц. Паромщики, курсирующие туда-сюда по реке Стикс.

Он припарковался у офисного здания и толкнул двойные двери вестибюля. Женщина за стойкой посмотрела на него поверх маски. Макнил помахал перед ней удостоверением.

– Инспектор Макнил к мистеру Хартсону. Он меня ожидает.

Кабинет Хартсона был на верхнем этаже. Через огромную стеклянную перегородку с одной стороны был виден главный зал бывшей электростанции внизу. Хартсон оказался человеком лет шестидесяти, высоким, худым и лысым, обладающим подобострастными манерами похоронного агента. Макнила притянуло к стеклянной стене. Но сцену, которую он увидел внизу, невозможно было и вообразить. На трех деревянных поддонах, протянувшихся от края до края, лежали тысячи обнаженных тел, сложенные штабелями, как манекены на кукольной фабрике. Ноги и руки переплетались, тела странно блестели, в них трудно было опознать людей. Похожая на утренний лондонский туман дымка дезинфекции заслоняла подробности. Вдоль завихрений и щупалец дезинфицирующего газа медленно двигались жуткие фигуры в синих костюмах биозащиты – безликие, укрытые за тонированными пластиковыми щитками. Они перекладывали тела из фургонов в новые штабеля.

Одна печь, похоже, предназначалась для одежды и белья. Тела скидывали в три другие, прямо на поддонах, с помощью гигантских автопогрузчиков. В течение нескольких секунд, когда дверцы печи оставались открытыми, огонь отбрасывал сквозь пары дезинфекции туманный оранжевый свет, а потом огромные чугунные дверцы снова захлопывались, и здание сотрясалось от их вибрации, как от сейсмических толчков.

Взгляд Макнила скользнул по штабелям отбракованного человечества, и он подумал, не там ли сейчас Шон, его плоть и кровь, ожидает кремации вместе с остальными. Он не мог долго выносить эту мысль, и потому развернулся обратно.

– Отрезвляющее зрелище, не правда ли? – сказал Хартсон. – И мы с вами, волей Господа, пойдем по тому же пути. – Он прошел мимо Макнила к окну, и его маска на мгновение окрасилась оранжевым, когда открылась очередная печь, чтобы принять мертвецов. – Когда-то я был истинно верующим. Добрым католиком. – Он снова повернулся к Макнилу. – А теперь сомневаюсь. – Но потом он разом отбросил размышления о вечном. – Так чего вы хотите от Ронни?

– Просто перемолвиться словечком. Вы знакомы с ним лично?

– Я каждого тут знаю лично. Смерть сплачивает живых. Мы все очень близки.

– Значит, вы в курсе, что у него были приводы?

– А как же. Я смотрел его дело, когда мы набирали людей. Но уверен, все это в прошлом. Его опыт работы с покойниками имел первостепенное значение. Приветливый молодой человек. Трудолюбивый, добросовестный.

– Не возражаете, если я украду его у вас на полчасика?

– Я бы ни секунды не возражал, инспектор. Но он заступает только в полночь. – Улыбка Хартсона носила отпечаток торжественности, как у человека, привыкшего сообщать плохие новости. – Мы тут работаем круглосуточно. Двадцать четыре часа, семь дней в неделю, как сказали бы наши американские друзья.

Макнил снова обернулся на зал Аида внизу, и на мгновение ему показалось, будто он заметил среди остальных маленькое и скрюченное тельце Шона, зажатое между толстухой и стариком. Но потом видение исчезло, навсегда растворившись в водовороте белых испарений.

Казински жил вместе с матерью в муниципальном доме 1960-х годов на юге Ламбета. Эти высотки и пятиэтажки построили, чтобы расселить людей из трущоб индустриального Лондона девятнадцатого века, обеспечить им лучшую жизнь в прекрасном новом мире. Проектировавшие дома архитекторы, должно быть, заключили союз с дьяволом, потому что переселили обедневший рабочий класс из привычной среды в такое место, которое теперь выглядело хуже, чем ад, а ведь именно из него, по идее, они должны были сбежать.

По меньшей мере у половины квартир двери были заколочены, а окна выломаны, другие же и вовсе выгорели дотла. На осыпающейся бетонной штукатурке виднелись черные потеки от затеянных ради страховки пожаров – единственного способа отсюда вырваться. Парковки были усеяны битым стеклом и пустыми пивными банками, то тут, то там торчали сгоревшие машины, напоминающие туши мертвых животных. По углам на пандусах и тротуарах прибило мусор из покинутых квартир – старые матрасы, выброшенную одежду, сломанную мебель, – словно водоросли на пляж после шторма. Уличные фонари были разбиты, многие повалены. В такие районы лучше не соваться по ночам, здесь темно и опасно. Вот он – прекрасный новый мир.

Макнил припарковался на улице и заглянул в открытые ворота дома. Трудно было поверить, что здесь до сих пор кто-то живет. И все же он заметил коврики у свежевыкрашенных дверей и окна с чистым белым тюлем. Как неожиданный крепкий зуб в гнилой челюсти. На другой стороне улицы стояла заброшенная многоэтажка. Все окна заколочены, по периметру протянуты кольца колючей проволоки.

Макнил пересек детскую игровую площадку, и под ногами захрустело стекло. Несомненно, на чертежах архитекторов были нарисованы счастливые дети разных рас и народов, вместе гоняющие мяч. Если даже когда-то так и было, все давно в прошлом.