Тарзан и потерянная империя - Эдгар Берроуз

Только теперь Тарзан понял, что его предали. Напавшие действовали так быстро, что уже через несколько секунд у него на запястьях сомкнулись стальные оковы, а этого он больше всего опасался.

В то время как Эрих фон Харбен при свете летней луны изливал свою душу Фавонии в саду Септимуса Фавония в городе Каструм Маре, отряд темнокожих солдат императора Сублатуса тащил Тарзана из племени обезьян и Мпингу, раба Диона Сплендидуса, в тюрьму города Кастра Сангвинариус, расположенную в подвалах Колизея. А далеко на юге в джунглях на самой верхушке гигантского дерева от холода и страха дрожала маленькая обезьянка, которую почуяла подкравшаяся в темноте пантера Шита.

В пиршественном зале продолжалась вечеринка. Максимус Прекларус возлежал на диване вдалеке от Фастуса, почетного гостя.

Сын императора, у которого от обильного возлияния развязался язык, пребывал в отличном расположении духа и весь светился от удовольствия.

Несколько раз он заводил разговор о белом чужеземном варваре, оскорбившем его отца и дважды сбегавшем от солдат Сублатуса.

— От честного офицера он бы не сбежал. От меня бы тоже, — насмешливо крикнул он Максимусу Прекларусу.

— Но он же был у тебя в руках, Фастус, в саду Диона Сплендидуса, возразил Прекларус. — Что ж ты не задержал его?

Фастус покраснел.

— На сей раз я не позволю ему сбежать, — проговорился он.

— На сей раз? — насторожился Прекларус. — Разве его поймали?

В голосе и выражении лица молодого патриция проступило лишь вежливое любопытство, хотя слова Фастуса прозвучали словно гром среди ясного неба.

— Я имею в виду, — сконфузился Фастус, — что если его снова поймают, то я лично позабочусь, чтобы он не сбежал.

Слова Фастуса лишь усилили опасения Прекларуса. В течение всей долгой трапезы его не покидало скверное предчувствие. В воздухе витала тревога, нагнетаемая скрытой неприязнью, которая проскальзывала во взглядах хозяина и других близких друзей Фастуса.

Как только позволили приличия, Максимус Прекларус принес свои извинения и откланялся. Вооруженные рабы понесли его на носилках по темным улицам Кастра Сангвинариуса, где на каждом шагу ему мерещилась неведомая опасность. Когда он наконец был доставлен к дому и слез с носилок, то с недоумением обнаружил, что входная дверь приоткрыта, хотя его никто не встречал.

Дом был странно молчалив и безлюден. Ночной фонарь, зажигаемый перед входом, когда какой-либо член семьи отсутствовал, не горел.

Помедлив на пороге, Прекларус сбросил с плеч плащ, высвобождая руки, толкнул дверь и вошел внутрь.

x x x

В пиршественном зале дворцового сановника, позевывая от скуки, томились гости, не смея уйти раньше находившегося здесь в качестве гостя императора Сублатуса.

Ближе к ночи явился офицер с вестью для Сублатуса, и тот выслушал его, не скрывая удовлетворения.

— Мне доставили очень важное известие, — заявил император хозяину дома, — которое заинтересует благородного сенатора Диона Сплендидуса и его супругу. Уведи гостей и оставь нас втроем.

Когда все ушли, он обратился к Диону Сплендидусу.

— Вот уже долгое время ходят слухи, Сплендидус, — начал он, — что ты мечтаешь о пурпурной мантии.

— Это ложь, Сублатус, и тебе это известно, — ответил сенатор.

— У меня есть основания считать иначе, — резко возразил император. — И ты знаешь, какая кара ожидает изменника.

— Если цезарь задумал меня уничтожить по личным или каким другим мотивам, то наш разговор излишен, — сказал Сплендидус с достоинством.

— Но у меня совсем другие намерения, и для их осуществления ты мне нужен живой, — произнес Сублатус.

— Неужели?

— Да, — подтвердил Сублатус. — Мой сын хочет жениться на твоей дочери Дилекте, и я его в этом поддерживаю. Таким образом мы объединим две наиболее могущественные семьи, и появится уверенность в будущем империи.

— Однако Дилекта уже помолвлена с другим, — заявил Сплендидус.

— Максимус Прекларус?

— Да.

— Так знай, она не выйдет за Максимуса Прекларуса, — жестко сказал император.

— Почему?

— Потому что Максимус Прекларус должен умереть.

— Не понимаю, — произнес сенатор.

— Может, если я скажу тебе, что белый варвар по имени Тарзан задержан, ты поймешь, почему Прекларус должен умереть? — саркастически осведомился Сублатус.

Дион Сплендидус отрицательно покачал головой.

— Сожалею, но я не понимаю цезаря.

— А я убежден, что ты прекрасно все понимаешь, — продолжал император. Впрочем, это не имеет значения, ибо воля цезаря такова, чтобы на отца будущей императрицы не легло ни малейшей тени подозрения. Итак, я повторю то, что ты наверняка уже знаешь. Мой сын Фастус присутствовал при задержании варвара. Один из твоих рабов вызвался переводить для Максимуса, который подстроил побег и приютил беглеца в собственном доме. Сегодня вечером его наконец схватили, как и Максимуса Прекларуса. Оба арестованы и находятся в тюрьме под Колизеем. Сомневаюсь, чтобы ты все это время был в полном неведении, однако не стану тебя наказывать, если ты дашь мне слово, что Дилекта станет женой Фастуса.

— История Кастра Сангвинариуса не знает такого случая, чтобы наши дочери не были вольны выбирать мужа по собственному усмотрению, — молвил Дион Сплендидус. — Даже сам цезарь не может приказать свободной женщине выйти замуж против ее воли.

— Все верно, — подтвердил Сублатус. — Потому-то я и не приказываю, а только советую. Сублатус поднялся на ноги.

— Со-ве-тую, — повторил он, однако его тон говорил совсем о другом. Благородный сенатор и его супруга могут вернуться домой и обдумать то, что здесь было сказано. Через пару дней Фастус придет за ответом.

x x x

При свете факела, освещавшего темницу, Тарзан разглядел прикованных к стене узников — одного белого и нескольких негров. Среди последних он увидел Лукеди, но тот был настолько подавлен, что едва взглянул на Тарзана.

Ближайшим соседом человека-обезьяны оказался белый, который с момента появления нового узника вплоть до ухода тюремщиков, унесших с собой факел, с любопытством разглядывал новичка, но хранил при этом молчание.

Находясь в доме Максимуса Прекларуса, Тарзан носил обычно набедренную повязку из леопардовой шкуры, а в присутствии Фестивиты из уважения к ней надевал тогу и сандалии. В тот вечер, собираясь выйти с Мпингу, он набросил на себя тогу, однако в схватке, предшествующей его пленению, тогу с него сорвали, так что вид Тарзана вызвал интерес у товарищей по заключению.

Как только тюремщики ушли, белый пленник заговорил.