Марш Теней - Тэд Уильямс

— Вероятно, она единственная в замке, кто ничего не знает, — заметила Роза. Она едва не засмеялась: неужели кто-то в замке пропустил такие события? Однако, посмотрев на заплаканное лицо госпожи, дочь коменданта сдержалась и сказала: — Мы сообщим ей, что вы не можете прийти…

Бриони села на кровати. Она совсем позабыла о своей наставнице, но сейчас ей вдруг захотелось увидеть именно сестру Утту.

— Не нужно, — ответила она фрейлине. — Я схожу к ней.

— Но, принцесса…

— Я пойду!

Бриони уже взяла в руки накидку. Дамы торопливо бросились надевать туфли и плащи, однако принцесса их остановила:

— Оставайтесь здесь. Я пойду одна. — Жуткий мрак в душе Бриони рассеялся, и она решила не тратить время на любезности. — У меня есть охранники. Думаю, этого достаточно, чтобы я не сбежала.

Роза и Мойна смотрели на нее, не скрывая удивления, но принцесса уже направлялась к двери.

Утта была одной из сестер Зории — жрицей девственной богини познания. Когда-то Зория не уступала по влиянию своему божественному отцу Перину и считалась самой могущественной богиней, владычицей тысячи храмов. Сейчас ее служители лишь давали советы по мелким вопросам внутренней политики и обучали детей аристократов читать, писать и (хотя во многих семьях это не считалось необходимым) думать.

Утта была почти одного возраста с Мероланной. Но если тетушка Бриони походила на королевскую ладью, сверкающую яркими красками и украшениями, то жрица — высокая и стройная, с коротко подстриженными волосами — больше напоминала быстроходный парусный корабль.

Когда вошла принцесса, Утта что-то шила. Ее бледно-голубые глаза широко раскрылись от удивления при виде слез Бриони. Жрица участливо расспросила и внимательно выслушала девушку. Она не спешила обнять воспитанницу, поскольку терпеть не могла такого рода нежностей и не хотела делать исключение даже для самой высокородной ученицы.

Бриони закончила свой горестный рассказ, и Утта задумчиво кивнула.

— Вы права, наша доля тяжела. В этой жизни женщин передают от одного мужчины другому, и можно лишь надеяться на доброту того, кому принадлежит твоя свобода.

— Но вами не владеет ни один мужчина, — возразила Бриони. Она постепенно успокаивалась. Спокойная уверенность Утты была подобна непоколебимой силе старого дерева на склоне горы, обдуваемой всеми ветрами, и это всегда действовало на Бриони умиротворяюще. — У вас нет ни мужа, ни хозяина, и вы делаете, что хотите.

Сестра Утта печально улыбнулась.

— Не думаю, что принцесса захочет лишиться всего того, от чего отказалась я. И почему вы решили, что у меня нет хозяина? Если ваш отец или брат вдруг решит меня выслать или убить, меня тут же прогонят вдоль по Маркет-роуд вон из города либо повесят на столбе.

— Но ведь это несправедливо! Я ни за что не соглашусь.

Утта обдумывала то, что сообщила ей Бриони.

— Когда дойдет до дела, никто не станет принуждать женщину силой, — сказала она. — Возможно, волноваться еще рано. Вы ведь не знаете ответа вашего брата.

— Знаю. — В голосе Бриони звучала горечь. — Члены совета, то есть большинство вельмож, давно жалуются, что выкуп за отца слишком велик. Они не раз советовали Кендрику выдать меня замуж за какого-нибудь принца из богатых южных королевств, чтобы получить оттуда помощь. Когда Кендрик отказывается, они начинают перешептываться у него за спиной, что он слишком молод для управления страной. Если последует их советам, он устранит это недовольство. На его месте я бы так и сделала.

— Но вы не Кендрик и не можете знать, что он решил. — Сказав это, Утта совершила невиданный для нее поступок: потянулась к Бриони и пожала ей руку. Потом она продолжила: — Однако я не говорю, что ваши опасения беспочвенны. Все, что я слышала о Лудисе Дракаве, не слишком вдохновляет.

— Я ни за что не соглашусь! Ни за что! Какая несправедливость! Мне указывают, что надеть, что говорить, что делать… а теперь еще и такое! Быть женщиной — настоящее проклятие. Ненавижу это! — Тут Бриони взглянула на Утту и воскликнула: — Но ведь я могу стать жрицей, как вы! Если бы я стала сестрой Зории, моя девственность была бы священной, не так ли?

— И вечной, — ответила Утта, на этот раз не сумев заставить себя улыбнуться. — Так или иначе, я не думаю, что вы можете стать жрицей против воли брата. Впрочем, еще рано об этом думать.

Бриони вдруг вспомнила посла Давета дан-Фаара, его хищные гордые глаза. Он не походил на человека, готового терпеливо дожидаться, пока поверженный противник примет условия капитуляции.

— Едва ли у меня много времени. Самое большее — до завтра. Сестра, что же мне делать? — спросила девушка.

— Поговорите сначала с принцем-регентом. Расскажите ему, как вы относитесь к этому замужеству. Думаю, он добрый человек, как и ваш отец. Если окажется, что другого пути нет… ну, тогда я, возможно, попробую дать вам совет и даже помочь. — На миг на продолговатом волевом лице Утты промелькнула тревога. — Но не сейчас. — Она выпрямилась. — До ужина остался час, принцесса. Давайте проведем его с пользой. Полагаю, занятия хотя бы ненадолго отвлекут вас от печалей.

Бриони так долго плакала, что совсем ослабела, словно кости ее размякли. В комнате горела лишь одна свеча, а света из окна было явно недостаточно. Солнце медленно опускалось в залив, и его последние лучи бросали отблеск на стену: продолговатое овальное пятно медленно ползло вверх. Совсем недавно Бриони казалось, что самое страшное позади, но сейчас она вновь чувствовала, как над ней нависают темные призрачные крылья. Словно существовала еще одна угроза, о которой принцесса пока не знала.

— Хорошо, поучите меня, — вяло согласилась принцесса. — Чего я еще не знаю?

— У вас есть знания, — ответила Утта, — но есть еще и молитвы. Не забывай молиться, дитя мое. Зория защитит тебя, если ты этого заслуживаешь. Нас ждут нелегкие времена.

Чавен рассмотрел мальчика, сунул руку в карман, вытащил стеклянный диск с бронзовой ручкой и протянул его Кремню. Ребенок взял в руки диск и стал разглядывать сквозь стекло сначала мерцающий светильник, потом стену, будто изучая строение камня, выступающего между гобеленами.

«Из него может выйти фандерлинг», — подумал Чет.

Мальчик с улыбкой повернулся и поглядел на него через линзу на бронзовой ручке. Глаз ребенка за увеличительным стеклом стал огромным, и Чет невольно засмеялся. Кремень казался самым обычным мальчишкой лет пяти-шести.

Чавен пришел к тому же выводу.

— Я не нахожу в нем ничего особенного, — сказал он очень тихо, глядя на играющего мальчика. — Ни лишних пальцев, ни таинственных знаков. У него свежее дыхание — по крайней мере, если учесть, что он ел пряную репу на завтрак, — чистые глаза. Он ничем не отличается от обычного ребенка. Это, конечно, не доказательство, но пока мы не обнаружили в нем никаких загадочных странностей, я вынужден согласиться с вашей женой. Он всего лишь ребенок смертных, заблудившийся за Границей Теней. Вероятно, там он повстречал всадников, которых вы видели, они отвезли его на другую сторону, а он не может сам найти дорогу домой. — Чавен задумался. — Вы говорите, мальчик не помнит, кто он такой. Если он лишился только памяти, то малышу крупно повезло. Как я уже говорил, у всех, кто переходил Границу Теней и возвращался назад, помрачался рассудок.