В поисках легкой наживы - Марина Серова

Еще чище получается. Выходит, что Вера Николаевна совращает собственную племянницу. Или это просто совпадение имен. Черт возьми! Совсем я запуталась в этой толпе баб.

— Эта Катенька — черноволосая, черноглазая и очень симпатичная, — описала я Дарье соперницу. У той даже глаза засверкали.

— Вот сволочь! Предательница. Нашла с кем связываться.

— Вы ее знаете?

— Это новенькая в нашем агентстве. Она ничего собой не представляет. Преподаватель по сценическому движению с ней намучился. Дура тупорылая.

Мадам вновь плеснула себе коньяк и как-то яростно его проглотила. Одним махом, как водку. Потерла глаза кулаком, совсем по-детски. Не знаю, что ее больше огорчило: наличие еще одного претендента на наследство или измена подруги.

Чем дальше в лес, тем больше дров. И туман не желает рассеиваться.

— Когда похороны вашего мужа?

— Завтра. А что это вам даст? — Пока не знаю. Вдруг да заявится на них дамочка, которая на снимке? Так сказать, женщина под черной вуалью.

— Извините, Татьяна Александровна, я сейчас, — Дарья поднялась и отправилась в ванную. То ли в порядок себя привести, то ли принять потихоньку от меня что-нибудь успокоительное.

Мне только этого и было нужно; Я тихо вышла в прихожую, взяла ее сумочку и поместила туда «жучка», которого только что извлекла из телефона. Он в сумочке теперь нужней.

Недаром же я ей все свои гипотезы, как на духу, выложила. Сейчас точно помчится к подруге, начнет выяснять отношения (Семейные отношения. Мои магические кубики как в воду глядели, а я-то не сразу об этом догадалась), и тогда… Тогда мне будет достоверно известно, кто и что сверлил с таким шумом. Ведь к Елизавете Ивановне приходила блондинистая особа.

Дарья вышла из ванной, и я начала прощаться. Напоследок я спросила ее, знакома ли соседка Людмилы Васильевны с ее коварной подругой. Но Дарья этого не знала.

А я не знала в тот самый момент, насколько я наивна.

Дарья, как я и предположила, сразу же помчалась в агентство. Я ждала ее уже там, неподалеку, припарковав машину таким образом, чтобы она не бросалась в глаза. Надев наушники, я приготовилась слушать.

Для себя я решила, что подруги сейчас начнут выяснять отношения.

И тут появлюсь я «на белом коне, в белых перчатках» и этак небрежно заявлю:

— Так вы, любезная Вера Николаевна, для себя старались, обрекая на смерть Дмитрия Петровича? А не знакома ли вам женщина, которая изображена на фотографии? А часом не ваша ли это сестра?

Дарья примчалась на такси и опрометью влетела в дверь помещения, в котором находилось агентство.

Она начала разговор прямо с порога, сухо проронив:

— Мне надо с тобой поговорить. Срочно.

— Что случилось, Данюшка? — Приятный голосок Веры Николаевны журчал, как весенний ручеек.

— Мне надо поговорить с тобой наедине. Немедленно.

— Что-то ты не в себе. Ну, идем в кабинет. Там и поговорим.

Заскрипели двери: одна, потом вторая…

— Ну, ты стерва. Катенька, значит?

Похоже, что Дарью в первую очередь расстроило именно то, что подруга ей изменила.

Что-то загромыхало. То ли стул упал, то ли мадам Орлова чем-то по столу грохнула со всей дури. Не знаю. Но одно было мне точно известно: назревала буря.

— Ты что, Даша? Какая муха тебя укусила?

— Меня муха укусила? Меня не муха укусила, а змея. И я пригрела ее на собственной груди. Сволочь! Теперь у тебя Катенька. И с Дмитрием ты специально так подстроила. Я все знаю, подлая. Как только тебя земля носит?

Тут вновь раздался скрип двери, и в перебранку любовниц вклинился приятный голосок:

— Вера… Вера Николаевна…

— Ах, Вера! Может, вы уже и на ты? Какая же я дура! Только сейчас это поняла.

Назревала буря. И похоже на то, что именно я ее спровоцировала.

Послышалась возня, дикие вопли, словно кто-то на кого-то бросился, а потом визг женский истошный, прямо-таки душераздирающий.

Наверное, стоит вмешаться. И я, выскочив из машины, помчалась в этот вертеп.

Охранник у входа схватил меня за руку с сердитым возгласом:

— Куда?! Что вам тут надо, сударыня?

Я на ходу оттолкнула его руку и, буркнув, Что я — будущая супермодель, о которой еще услышит мир, понеслась по коридору.

Местонахождение кабинета я решила выяснить на бегу. Но оказалось, что этого вовсе не требуется. Поскольку истошные крики доносились со второго этажа. И все сотрудники и сотрудницы агентства, модели и фотографы уже спешили туда.

Птицей взлетаю на второй этаж, подбегаю к двери с надписью: "Президент фирмы «Орлова & К° Орлова В. Н.».

Резко дергаю дверь на себя.

Боже милосердный! Что же я наделала! Хотя, если быть до конца объективной, моей вины тут ни на грош. Они сами предопределили свою судьбу еще тогда, когда решились на убийство.

Преступление — вещь нешуточная. Как ни старайся, нельзя, совершив его, стать потом честным человеком. Одно преступление обязательно повлечет за собой другое, может быть, даже более страшное. Как в карточном домике; стоит выдернуть одну карту…

Одним словом, в дело вмешался всевышний и сам наказал порок.

Дарья лежала на полу мертвая. Это я поняла сразу по ее неестественно вывернутой шее и бледности. Рядом с ней осколки хрустальной вазы и три розы малинового цвета в луже, растекающейся по линолеуму.

Если бы мне поручили составить протокол осмотра места происшествия, я бы написала так:

"Труп молодой женщины, рост ориентировочно 173 см, в возрасте двадцати трех — двадцати четырех лет лежит в положении полубоком ногами на север. Шея повернута к правому плечу, голова слегка запрокинута, глаза широко открыты.

На левом виске рана, нанесенная тупым предметом. Левая рука, неестественно вывернутая, находится под телом пострадавшей, правая откинута в сторону. Ноги полусогнуты в коленных суставах. Пульс у пострадавшей отсутствует. Смерть наступила несколько мгновений назад.

Рядом с трупом разбитая хрустальная ваза. И т.д. и т.п.".

Вот такие пироги с котятами. Хочешь ешь, хочешь — под стол бросай.

Вера Николаевна, рыдая, склонилась над подругой:

— Даша, милая! Я не хотела! О господи, что же я наделала!

Она теребила подругу за руку, пытаясь поднять ее. Она еще не осознала до конца, что Дарья уже никогда не поднимется.

Катенька, едва державшаяся на ногах, прислонилась спиной к стене и с ужасом созерцала происходящее. Глаза ее были широко распахнуты. Дрожащими руками она зажимала рот, словно пытаясь сдержать крик, который так и рвался из ее груди.