Спящие - Карен Томпсон Уокер

– Несправедливо, когда одни шикуют, а другие едва сводят концы с концами, – замечает Мэтью. – Можно вылить все в раковину в знак протеста.

Однако вместо раковины он разливает вино в две кофейные чашки и пододвигает одну Мэй.

– Нет, спасибо, – отказывается она.

Мэтью хохочет.

Зря она его привела.

– Да ладно тебе. – Он стоит над душой, пока Мэй не делает крохотный глоток.

Вкус превосходит все ожидания: свежий, прохладный, ничуть не похожий на терпкое красное вино, которое она пару раз пробовала у Катрины, пробовала по чуть-чуть, несколько капель, чтобы алкоголь, не дай бог, не затуманил мозг. Сейчас это кажется таким ребячеством, хренью, как выразился бы Мэтью.

– Только надо забрать бутылку, – спохватывается Мэй. – Тогда никто не узнает, что мы ее выпили.

– Нашла о чем париться, – фыркает Мэтью.

Она снова отпивает из кружки. Наверное, ей надоело быть паинькой, надоело вечно следовать правилам.

Вдалеке завывают и смолкают сирены. Трещат вертолетные лопасти.

Мэтью включает телевизор. Они опускаются на диван, ощущая под ладонями приятную прохладу натуральной кожи.

– Глянь, мы в телике.

На экране появляется снятое с вертолета изображение университетского городка в окружении патрульных машин. По непроверенным данным, сообщает репортер, порядка двадцати студентов сбежали из карантина.

С мягкого дивана ситуация не смотрится критичной. Скорее забавной. Мэтью постоянно доливает в кружку.

Он рассказывает про историю Америки, про дебильный порядок карантина, гражданскую свободу.

В какой-то момент Мэй испытывает желание закрыть глаза. Через секунду раздается бренчание. Гитара с автографом лежит у Мэтью на коленях.

– Я думала, она просто для красоты, – говорит Мэй, растекаясь по дивану.

Бутылка на кофейном столике практически пуста.

– Даже не настроена, – ворчит Мэтью после пары аккордов.

В недрах сознания мелькает мысль, что нельзя брать чужое, но мысль гипотетическая, не подкрепленная чувством, точно теория, не имеющая к Мэй никакого отношения.

На нее наваливается нечеловеческая усталость – никогда в жизни ей так не хотелось спать. Внезапно она вздрагивает: а вдруг болезнь добралась и до нее? Однако страх быстро улетучивается. Все затмевает прохладная кожаная обивка, мягкая подушка под головой.

– Эй, притормози, – окликает Мэтью. – Может, попьешь водички перед сном?

Поздно. Мэй засыпает прямо на диване рядом с Мэтью и проваливается в темный океанический сон – глубокий и безмятежный, начисто лишенный сновидений.

Девочки – кто босиком, кто в шлепках – мчатся из спортзала к парковке, волосы развеваются на ветру. По трое-четверо запрыгивают в машины и выруливают на главную дорогу. Первый автомобиль мгновенно останавливает полицейский кордон. Вторую находят у дома приятеля, пока пассажирки уплетают пиццу. Однако третьей машине удается улизнуть из города незамеченной. В салоне царит привычное веселье, ни с чем не сравнимое ощущение свободы проявляется во всем: в возбужденных голосах, подпевающих радио, в мелькании леса за окном, в крутых виражах на большой скорости. Настоящее приключение! Будет о чем рассказать. Автомобиль молнией проносится мимо летних домиков, лагерей, углубляясь все дальше в лес. Чудом не сбивает оленя, его огромные глаза вспыхивают в свете фар. Беглянки чувствуют себя неуязвимыми, а еще влюбленными – друг в друга, в себя, в жизнь! Настроению способствует каждая деталь: звезды, лес, запах гари в воздухе. Близкая, как им чудится, опасность лишь усиливает восторг. Как здорово в свои восемнадцать мчаться на мощной машине по пустынной дороге в эту незабываемую ночь.

Они сворачивают в ближайший городок – захолустье в двадцати милях от Санта-Лоры, население двести пятьдесят человек. Беглянки останавливаются на заправке, покупают жвачку. По фальшивому удостоверению берут шесть банок водочного коктейля. Деньги из незащищенных рук покупательницы перекочевывают в незащищенные руки продавца. Другая девочка напропалую кокетничает с незнакомцем, их дыхание смешивается. Ладони девочек скользят по прилавку. Пальцы касаются ручек холодильников, перебирают мороженое и вино. Теребят связки ключей на кассе.

Девочки даже не осознают, какую угрозу несут окружающим. В такую ночь, в таком настроении совершенно невозможно представить, что всего сутки спустя они уснут мертвым сном в номере придорожного мотеля. А через несколько дней продавца обнаружат навалившимся на стойку в разгар ночной смены. А незнакомец, побродив по окрестностям с рюкзаком за плечами, уснет в спальном мешке посреди глухой чащи, и его тело найдут лишь через два года.

Нельзя заранее предугадать ущерб от лесных пожаров. На сей раз городок отделался легким испугом, выгорело всего несколько акров. Наутро рассвет озаряет мертвые обуглившиеся деревья, ветви без единой иголки – как будто для хвойных настала настоящая зима.

Многим позже власти соотнесут новую вспышку болезни с той ночью, с зараженным дыханием двадцати шести студентов, сбежавших в город через лес. Но пока последовательность неясна, в эпидемиологической цепи отсутствуют многие звенья. В подобных историях всегда возникают пробелы. Информационный лимит. И в этих лакунах начинают рождаться домыслы.

На заре после пожара Сара спит, растянувшись на деревянном полу, слегка качая головой во сне.

Котенок что-то слизывает с пола. Она просыпается и видит перед собой пару белых лапок, слышит бодрый цокот когтей. Не считая возни котенка, в доме тихо. Снаружи занимается рассвет.

Отец по-прежнему спит – крепко, безмолвно.

– Папа… – шепчет она.

Молчание.

Вчерашняя паника возвращается, но в атрофированной форме. Отец болен – теперь уже точно.

В груди у Сары зреет еще кое-что: она все это предвидела, предчувствовала многие годы – не конкретно нынешнюю беду, но потерю, боль расставания, словно все тревожные ночи были лишь репетицией обрушившегося на них несчастья.

Отец лежит такой спокойный, такой молодой, моложе обычного, лоб разгладился, морщины исчезли. Непривычно видеть его расслабленным, с закрытыми глазами.

Веки отца дрожат.

Интересно, какие сны ему снятся? О катастрофе или минующей опасности? О загробной или земной жизни?

Когда девочки стаскивают с него простыню, в нос им ударяет запах мочи.

– Наверное, нужно позвать на помощь, – говорит Сара. – Звоним в девять-один-один?

– Нет, – возражает Либби. – Папа бы не позволил.

Верно. Они отлично помнят слова отца: полиция – это шайка негодяев, врачи только выкачивают деньги, а вся система работает против людей.