Диктатура Гурова - Алексей Макеев

– Сколько их человек? – уточнил Романов.

– Илья, сколько вас всего? – спросил Лев.

– Ну, мы с женой, четверо детей, – ответил тот и смущенно добавил: – И собака.

– Я все слышал, Лева! – отозвался Саша. – Вези всех ко мне, места хватит! Уж в губернаторском-то доме их никто не тронет! Я сейчас Наташку предупрежу, чтобы комнаты подготовила, а там что-нибудь придумаем.

– Ну, Илья? Теперь твоя душенька довольна? – спросил Гуров.

– Неудобно-то как получилось, – гигант смутился так, что даже покраснел.

– Сказал бы я тебе, что бывает неудобно, да ты и сам знаешь! Пошли собираться! – велел Лев.

Сейчас, успокоившись, Батюшкин выглядел так мирно и добродушно, что даже не верилось, что еще совсем недавно он, словно неуправляемая стихия, крушил все на своем пути. Оглядевшись, он увидел валявшуюся в углу куртку невероятных размеров, поднял ее, отряхнул и, посмотрев на закованного в наручники Назарова, совершенно серьезно сказал:

– А тебе идет!

Тот только что не взвыл, но от резких выражений воздержался. Участковый тем временем привел бледного до синевы зама, который в ужасе от всего происходящего постоянно икал и никак не мог остановиться.

– Я полагаю, ты все слышал, так что ничего объяснять не надо? – спросил Гуров, на что тот одновременно кивнул и икнул. – Принимай дела у своего бывшего начальника, только побыстрее. И не вздумай расходы на ремонт помещения повесить на господина Батюшкина! Ты их вычтешь из причитающейся гражданину Назарову зарплаты – ведь что-то за этот месяц он уже заработал. И еще! Если с домом Батюшкиных в их отсутствие хоть что-нибудь случится, хоть одна щепка пропадет, я еще и тебя посажу за компанию с Назаровым – уж очень сильно вы все мне не нравитесь! – Заместитель Назарова от ужаса тут же перестал икать, только судорожно сглотнул, подавился и мучительно закашлялся. – А вы, – он повернулся к участковому и своему охраннику, – как они закончат, отконвоируете задержанного Назарова к вертолету. Если он попытается бежать по дороге, стреляйте, не раздумывая – от того, что такая сволочь не будет больше землю топтать, людям только легче дышать станет. Все поняли?

Охранник, понимая, что это была больше игра на публику с целью устрашения Назарова, дабы привести его в пригодное для откровенной беседы состояние, просто кивнул, а вот участковый четко ответил:

– Так точно, господин полковник! Есть стрелять, не раздумывая! Только прикажите, пожалуйста, своему телохранителю, чтобы он вернул мне табельное оружие.

– Вот возле вертолета и вернет, потому что спички детям – не игрушка, – пообещал Гуров, подумав, что этот дуралей действительно от избытка усердия может выстрелить.

Гуров и Илья вышли из конторы на улицу. Сказать, что стоявшие там люди обалдели, значит промолчать. Подобного развития событий никто из них не мог предположить даже в пьяном бреду. Это что же такое должно было случиться, чтобы самого начальника прииска взяли и арестовали совершенно непонятно за что, а вот Батюшкину, который кабинет в щепки разнес, за это ничего не было? Немного в стороне от них стояла белая как мел Настя, все в том же платье, платке и в резиновых котах, как их называют в деревнях, надетых на босу ногу. Наверное, и до нее дошли слухи о том, что происходит в конторе, или она, удивленная визитом незнакомых людей, сама сюда прибежала, чтобы узнать, что случилось. Но вот то, что она все видела и слышала, было, судя по ее виду, несомненно.

– Ну и чего ты с голыми ногами? – пробурчал Илья. – Заболеешь же!

Он скинул с себя куртку, накинул ее на плечи жене, причем той она оказалась почти по щиколотки, подхватил ее на руки и быстро зашагал по улице. Стараясь не отставать, Гуров шел за ними и по дороге думал, как же бабы должны ненавидеть Настю за то, что муж к ней так относится, заботится, на руках носит, на все, что угодно, готов ради нее пойти. Да, такую любовь редко встретишь! Именно любовь, а не партнерство во имя семьи, дома, детей и материального благополучия. Вот и думай после этого, что лучше: брак по трезвому расчету и здравому смыслу или вот такая беззаветная любовь, причем взаимная, которая связывает этих людей всю их жизнь.

Когда они подходили к дому Батюшкиных, Гурову пришлось еще больше ускорить шаг, чтобы войти во двор вместе с ними – ему очень не хотелось общаться наедине со сторожившей двор собакой. Но опасался он зря, потому что это оказалась молодая лайка, грязная, но все равно настолько красивая, что больше походила на большую игрушку.

– Ты не бойся, – пробурчал Илья. – Она не злая, больше подружка для жены и детей, чем сторож – чего у нас брать-то?

Войдя в дом, Гуров огляделся: вокруг все было очень чисто, но, мягко говоря, очень небогато. Хотя, будучи главным инженером прииска, Илья, несомненно, получал немало. Но чтобы достойно содержать такое количество детей, этого было явно недостаточно, так что пособия, которых Назаров грозил лишить Илью, были нелишними.

– Присаживайся, я сейчас! – сказал ему Илья и скрылся с женой на руках в другой комнате, откуда донесся его голос: – Ты согрейся и начинай собираться. Ты же все слышала?

– Слышала, Илюшенька! – ответила ему жена. – Неудобно-то как чужих людей обременять, тем более губернатора.

– Так это ненадолго! – успокоил ее он. – А потом уедем куда-нибудь, как всегда мечтали.

Вернувшись к Гурову, он начал собирать на стол, предупредив:

– Сейчас чай поставлю, тогда и поговорим.

Управился он быстро, поставил на стол блюдо с нарезанным пирогом, разлил чай и только после этого спросил:

– Так о чем ты со мной поговорить хотел?

– Илья, речь пойдет о делах неприятных, так что я прошу тебя держать себя в руках, – начал Гуров. – Скажу сразу, я знаю, что твой сын ни в чем не виноват, но мне нужно знать всю правду и об этом случае, и обо всем остальном. Молчать Дима умеет, это я уже понял, а мне нужно, чтобы он мне все откровенно рассказал, и Ольга тоже.

– Ну, то, что мои дети ни в чем не могут быть замешаны, я и без тебя знаю, – уверенно ответил тот. – Только ты объясни сначала, в чем там дело и о чем Димка молчать должен.

– Обязательно расскажу, но ты сначала скажи мне, как твои дети дома оказались, – попросил Гуров. – Поверь, это очень важно.

– Ну, 26-го днем позвонил мне почему-то с Ольгиного телефона какой-то мужик, – начал Батюшкин. – Сказал, что он из интерната, где объявили карантин и поэтому решили распустить детей по домам. Вот и привезут моих вертолетом, когда до них очередь дойдет, может, ночью, а может, утром. Ну, это практика известная, такое уже было, вот я и не удивился. Жену только предупредил, что дети возвращаются, и все. И действительно, где-то под утро я услышал, как вертолет неподалеку тарахтит. Вышел за ворота и на звук пошел, чтобы детей встретить, а тут они и сами мне навстречу бегут. А невдалеке кто-то стоял и курил – я огонек сигареты видел, наблюдал, наверное, чтобы дети нормально до дому добрались – темно же, а фонарей у нас тут нет. Потом огонек исчез, а там и вертолет улетел. Ну, дети стали дома жить, по хозяйству помогали. Друзей у них здесь нет – так уж получилось, вот они и за ворота-то не выходили. В общем, все нормально было. А сегодня утром я еще затемно на прииск уехал, а тут меня Назаров в контору дернул. Я приехал, а он передо мной только что травой-муравой не стелется, хотя на самом деле ненавидит лютой ненавистью.