Год чудес (рецепты про любовь, печаль и взросление) - Элла Рисбриджер

еще на 20 минут. А потом по очереди берем эти спирали из теста и снова раскатываем в круги. При этом внутри теста образуются кармашки с маслом, так что они станут слоистыми и поднимутся на сковородке, как параты или круассаны.

Какой бы путь вы ни выбрали – легкий или усложненный, – возьмите большую сковородку с антипригарным покрытием и поставьте на умеренный огонь. Если ваш дом похож на мой – с пожарной сигнализацией, которая ведет себя агрессивно, – распахните окно и включите вытяжку. Не знаю почему, но эти лепешки порой странно дымят. (Может, это оливковое масло? Но с другими блюдами такого не бывает, так что не знаю.) Если у вас цивилизованный дом и вы хотите подать все шесть лепешек сразу, включите духовку на слабый нагрев и поставьте в нее противень, чтобы они оставались теплыми и красивыми, пока пекутся остальные. Если у вас дома шайка бандитов, как у нас, соберите тарелки и людей и бросайте лепешки на тарелки по мере готовности. (Они неплохо переносят заморозку: просто соберите их сырыми, включая сыр и заатар, сложите, оберните пергаментом и пеките, не размораживая.)

Нагрейте на сковороде оливковое масло и положите первую лепешку. Жарьте 4 минуты, а потом переверните лопаткой. Посыпьте примерно одной шестой сырной смеси и сложите лепешку пополам. Пеките 3 минуты, а потом снова переверните и пеките 1 минуту. Можно их приминать лопаткой, чтобы капельки расплавленного сыра с шипением выливались на горячую сковороду, превращаясь во вкусное кружево, которое можно будет тайком съесть на кухне. Думаю, вам захочется.

Перекладывайте лепешки со сковороды – либо на противень в теплую духовку, либо на тарелку. И опять, и опять, и опять.

Перед самой подачей смажьте кунжутным маслом и посыпьте кунжутом. (Можно посыпать кумином и/или хрусткой дуккой, если она у вас есть.)

Омлет с соленоуксусными чипсами

Рассада огурцов, расставленная по кухонному подоконнику, каждое утро оказывается выше, чем накануне вечером, и зеленые плети обвиваются вокруг опор (карандашей, скрепленных тканевым скотчем). Они так вытянулись, что начали перекрывать свет из окошка. Когда стоишь у мойки, то появляется ощущение живого зеленоватого подводного царства, очень странное.

Я сижу на кухонном полу, открыв дверь на улицу, и разбираю шкафы.

Кухонные полотенца – сюда. Разделочные доски – туда. Пряности – в большом выдвигающемся ящике, а разные сорта муки, сахара, пасты и бобовых – в сверкающих банках «Килнер», которые я собираю с подросткового возраста.

Телефон рядом со мной на полу начинает светиться. «Хочу знать твой вкус в перцемолках и салатных вилках настолько хорошо, чтобы я смог восстановить всю твою кухню по каталогу “Джон Льюис”, если вдруг понадобится», – пишет он.

Я смотрю на то, что складываю, и пересматриваю и думаю: «Значит, вот это мой вкус». Это мой вкус, это моя жизнь, это моя история, потому что тут у всего есть своя история. Форма, в которой я впервые в жизни запекла курицу – и которая к тому же была самым первым предметом, который я купила для своей кухни, и форма, в которой я запекаю все на свете: брауни, лазанью, колбаски. Моя единственная громадная, древняя столовая ложка. Мой фисташковый комбайн «Китченэйд» – моя радость и гордость. И другие предметы, где история – это отсутствие.

Чугунная кассероль, которую когда-то мне на памятную дату подарил Джим, – без парной сковороды-гриль, которую я дарила ему. Одна из пары разделочных досок из моей прежней гиперстерилизованной кухни, все еще с меткой СМ – сырое мясо. (Вторая давно исчезла.) Два дешевых ножа для чистки овощей, купленные в супермаркете на следующий день после переезда сюда взамен тех, которыми я всегда пользовалась.

И все же в пустых пространствах возникает нечто новое, медленно, из обломков кораблекрушений, но нечто новое. Появилось место, которое можно заполнить рассадой огурцов на подоконнике, ящиком со столовыми приборами из «Монопри» в Париже, самой выбирать вещи, цвета, ощущения и вкусы, которые радуют меня, а не кого-то еще.

Я никогда раньше так не жила. Ни в детстве, ни когда жила в Париже, и даже когда жила с Джимом – как взрослый человек, у которого есть место, время и даже деньги, чтобы выбирать, в разумных пределах, то, чего он хочет. И, наверное, именно поэтому шкаф под ящиком для столовых приборов меня привлек еще тогда, когда мы сюда въехали. Я хотела завести Шкафчик Лакомств. Я хотела «Кит-Каты», чипсы и песочное печенье. Детьми мы так никогда не жили: у нас были полезные финиковые батончики, домашняя бессолевая пицца и сад, полный яблок и груш, а у других детей (я же их знала!) было печенье «Дейрили данкерз» с плавленым сыром, сладкие йогурты с добавками «Мюллер корнерз» и полные ящики чипсов, постоянно полные чипсов, откуда их можно было брать и есть, зная, что всегда будут еще. От такого изобилия я просто с ума сходила. Неужели они не едят это целыми днями? Разве они не проводят все время за поеданием чипсов?

Оказалось, что нет: оказалось, что как только я смогла получать все, что только захочу, мне не хотелось всего постоянно. И все стало лучше. Все стало лучше, как только у меня появился полный шкафчик чипсов.

В числе того, что стало лучше, – полуночные перекусы. Не только просто чипсы, но чипсы как ингредиент: чипсы в сэндвиче, чипсы в горячем бутерброде, чипсы (присоединяйтесь ко мне) в омлете. Если задуматься, то чипсы – это просто вид тонко нарезанного картофеля, а картофельный омлет – это очень по-испански. А еще если задуматься, то чипсы с солью и уксусом отлично сочетаются с сыром: кислинка чеддера и кислинка чипсов и двойной удар соли, мягкость и острота. А омлет с сыром – правильно поджаренный, чтобы снаружи был пышным, а внутри – мягким, нежным и плавящимся – это одна из великих радостей жизни. Так почему бы и нет? И вообще, Ферран Адрия тоже кладет чипсы в омлет, а он – один из величайших шеф-поваров всех времен. Это работает, даю слово. Это работает, особенно поздно вечером, если вы одни и вам не нужно думать – может, впервые за какое-то время, а может, и вообще первый раз в жизни – о том, чего хочет кто-то еще. Чего хотите вы?

Я разбиваю яйца и мысленно составляю список желаний. Я мелю перец. Берусь за телефон.

«Учти, – пишу я, – никаких перцемолок. Ступка и пестик, потому что перцемолка сломалась. Смотри».

Я отправляю фото с пестиком и ступкой, гранитной и гладкой. Она была у Джима – одна из последних вещей, которые были у нас, а теперь она моя. Я толку в ней все: кардамон для бананового кекса, кофейные зерна на утро, песто, сальсу верде,