Печаль без конца - Присцилла Ройал

— Он называл себя паломником, идущим в Норидж, где питает надежду исцелиться от своей болезни: безумия, которое его временами охватывает. Он сам признается в этом, и я почти уверен, он не лжет. И потом… — Ральф покосился в сторону Анны. — Он ведь ни слова не сказал о том, что наш добрый брат Томас убийца, а только лишь — что видел его недалеко от места, где убийство произошло.

— И для вас этого достаточно, чтобы схватить человека и запереть под замок? — с гневом проговорила Анна. — Отчего вы не сделали того же с вашим безумцем?

Ральф устало качнул головой:

— Я уже говорил, но, если угодно, повторю, хотя приятного в этих подробностях мало. Для того чтобы так изуродовать кинжалом тело убитого, нужна незаурядная мужская сила. А вид и телосложение безумца говорят об обратном: такое деяние не для него.

— Час от часу не легче! — воскликнула Анна. — Значит, вина брата Томаса в том, что он крепкий мужчина? Вы уже почти договорились до того, что он и совершил это убийство!

— Успокойтесь, сестра, — нашла нужным вмешаться Элинор, с тревогой глядя на Ральфа. — Вы только что сказали, коронер, — продолжала она, — что вас могут упрекнуть, даже наказать, если вы не арестуете нашего монаха? Кто эти люди? И где они находятся? В монастыре? В деревне? Насколько мы вас знаем, Ральф, вы всегда отличались достаточной самостоятельностью в решениях.

На лице у Ральфа было написано полное нежелание продолжать разговор, но уважение к настоятельнице перевесило.

— Убитый был крестоносцем, достопочтенные сестры, — с любезностью, которая стоила ему немалых усилий, ответил он. — И этот казус, как выразился бы мой уважаемый братец-шериф, делает самое убийство намного более значительным.

— Мнение вашего брата никогда вас особенно не волновало, Ральф, — с ехидством произнесла Анна. — Почему такая перемена?

Как видно, Ральфа не слишком задел ее тон, потому что он начал всерьез растолковывать обеим женщинам, что происходит у них в стране.

— Перемена не во мне, добрые леди, — сказал он, — а в нашем королевстве. Здоровье короля Генриха не становится лучше, он слабеет, а значит, слабеет власть. Но такого не должно быть, и такого не потерпит принц Эдуард, который вот-вот вернется в страну. Насколько я понимаю, мой брат сознает это и не хочет оказаться в числе тех шерифов, кого посчитают слабыми, не умеющими разоблачать, а еще лучше — предотвращать различные преступления. В том числе убийства преданных солдат короля.

— Откуда вы знаете, как будет настроен принц? — спросила Анна.

— Об этом нетрудно догадаться. Лорд Эдуард — истинный воин и не может не испытывать добрых чувств к тем, кто побывал вместе с ним на Святой земле. Подлое убийство такого человека в Англии должно быть раскрыто. Причем как можно скорее. Этого потребуют от моего брата, и, таким образом, его судьба зависит сейчас в какой-то мере от меня. И я не могу с этим не считаться… Времена меняются, должен меняться и я.

— Наш король Генрих, — сказала Элинор, — был достаточно милосерден. Он сохранял жизнь немалому числу преступников, покаявшихся в своих грехах. Не думаю, что мы должны свернуть с этой тропы добросердечия и сострадательности.

— Как раз за это многие называли короля чересчур благодушным, даже женоподобным, и не одобряли его. Не думаю, что принц Эдуард пойдет по стопам своего отца, а мой брат-шериф просто уверен, что такого не будет, и потому уже начинает готовиться к переменам и требует того же от нас. Он успел уже и мне пригрозить, что лишит должности, если я оступлюсь или быстро не слажу с одним из самых важных дел. А убийство крестоносца именно такое дело. — Ральф устало замолчал и попеременно взглянул на обеих женщин. — Извините за прямоту, но не думаете ли вы, леди, — спросил он с чуть заметной улыбкой, — что, если меня прогонят с работы, такого коронера вам больше нигде не найти?

Задумчиво посмотрев на него, Элинор со всей серьезностью сказала:

— Ваш брат, разумеется, не единственный в королевстве, кто умеет быстро сменить одежду сообразно времени года. Однако не думаю, дорогой коронер, что кто-нибудь из нас подвергнет вас осуждению, если вы не окажетесь среди этих людей, а, напротив, будете по-прежнему носить свою одежду честного человека… — Она помолчала. — Арест невиновного человека, Ральф, вероятно, относится к быстрым действиям, но справедливым его не назовешь.

— Я не арестовал брата Томаса, миледи! — почти закричал Ральф. — Я просто поместил его в охраняемое помещение, находящееся в вашем ведении. С точки зрения слуги закона, даже не такого сурового, как мой брат, человек, которого видели в час, когда было совершено преступление вблизи места, где оно было совершено, и кто наотрез отказывается помогать правосудию, — этот человек не должен оставаться на свободе. Даже если он чей-то добрый друг. Пусть даже того, кто расследует преступление. Взятие его под арест, — снова усталым тоном заговорил Ральф, — это предварительное действие, совсем не означающее, что человек в самом деле виновен.

Элинор наклонилась с кресла и притронулась к рукаву Ральфа:

— То, что вы говорите сейчас, я нахожу, пожалуй, достаточно разумным. Однако не нужно забывать, что Томас — монах и находится под защитой Церкви. Производить суд здесь, в Тиндале, и решать правовые вопросы доверено в ее лице мне, и ни ваш брат, ни даже король не могут этого делать.

— Я знаю, миледи, — уныло подтвердил Ральф, — и не один раз выражал свое отношение к таким порядкам. Но ничего не поделаешь.

— Да, — согласилась Элинор, — не нами это заведено. Однако я не собираюсь вторгаться в ваше право творить правосудие, ибо знаю вас, Ральф, и доверяю вам.

— Благодарю за добрые слова, миледи, — без особого воодушевления откликнулся он. — Хочу думать, что вскоре найдется кто-либо еще, кто шел той же дорогой и в то же самое время, что и брат Томас, и сможет опознать его, а может, и того, кто пока еще лежит в часовне. И если такие обнаружатся в пределах монастыря или в больничных палатах, надеюсь, миледи, на ваше любезное разрешение задать им несколько вопросов.

— Конечно, коронер. Я скажу всем служителям, чтобы оказывали вам всяческое содействие.

— Вы добры, как всегда, сестра Элинор.

Ты пытаешься, мой друг, говорить с ехидцей, подумала она, однако, надеюсь, не забываешь, что моя доброта к тебе проявилась и в моем полном молчании по поводу того, что случилось в прошлом году и имеет к тебе прямое отношение.

— …Что же касается брата Томаса, — снова заговорила она, — то не будет ли разумным попросить сестру Анну попробовать разговорить его? Быть может, ей удастся привести его в более спокойное состояние и он расскажет все, что знает… Если действительно знает что-то…

— Если кому-то под силу такая задача, то исключительно ей, — согласился Ральф, не то вполне серьезно, не то с легкой насмешкой, но Анна пренебрегла его эмоциями и ответила на слова настоятельницы:

— Я сделаю это, миледи. Что-то мне подсказывает, он будет более разговорчив со мной, чем раньше.