Изумруд Люцифера - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Она засмеялась и ушла в ванную. Кузьма тем временем принес из прихожей «тревожную» сумочку и, достав зубную щетку, стал ждать своей очереди. Ему было немного неловко: впервые со времени женитьбы он ночевал не у себя дома, да еще у женщины. К тому же такой, с которой не хотелось быть вместе. Утешало лишь, что это был деловой договор. Хотя (Кузьма это осознавал) нынешним вечером он несколько преступил рамки деловых отношений; правда, зашел не слишком далеко…
Рита появилась скоро. На ней была вызывающе короткая и прозрачная ночная сорочка. Кузьма сделал вид, что не заметил ее наряда, и поспешил в ванную. Вернувшись, он погасил свет, разделся и с удовольствием растянулся на прохладной чистой простыне. При этом пружины дивана жалобно скрипнули, а Кузьма с досадой подумал, что каждое его движение этой ночью будет замечено…
– Послушайте! – услышал он из-за портьеры. – Кузьма Иванович! Не спится. Расскажите еще что-нибудь. У вас хорошо получается.
– Может, лучше вы? – предложил Кузьма. – А то я тут откровенничаю один…
– А мне нечего рассказывать, – вздохнули за портьерой. – Я не маг и не экстрасенс, в транс вводить людей не умею. И биография обычная. Росла с папой, так как мама оставила нас. Школа, журфак университета, работа в «Оппозиционной». Три раза была за границей в рамках грантов в поддержку создания гражданского общества. Замужем не была. Личная жизнь, как заметил ваш Ангел, не складывается, потому что мужики от меня убегают…
Пружины под Кузьмой жалобно скрипнули.
– Что? – послышалось из-за портьеры. – Соврал ваш братец? Ага! Все-таки шарлатан…
– Не соврал, – вступился за брата Кузьма. – Просто Влад привык работать быстро, поэтому, не вдаваясь в причины, сразу переходит к следствию. Мужики действительно сбегают, но не потому, что с вами что-то не так или кто-то сглазил.
– Тогда почему?
– Вы их пугаете.
– Что?
– Нормальный мужчина привык завоевывать женщину. А тут ему все сразу… Вот они и пугаются.
– Что-то я не заметила, – Рита была уязвлена и поэтому ответила резко. – Не отказываются. И просят еще.
– А потом сбегают… Вам это может показаться странным, но одного секса им мало. Они хотят любви. А вы… Видели тюльпаны, которые продают перед восьмым марта? У них бутон схвачен еле заметной резинкой – чтобы не раскрывались раньше времени и не теряли товарный вид. Так и вы – снаружи доступны, изнутри – закрыты. Я думаю, все дело в том, что у вас было не слишком радостное детство. Недолюбили вас.
За портьерой хихикнули:
– Вы, я вижу, большой специалист в области любви.
– Нет. Просто изучал психологию.
– В институте?
– В университете. Правда, нам, на филологическом, ее преподавали мало, поэтому я занимался сам.
– А чем это вас занесло на женский факультет?
– Генами прадеда Кузьмы. Филологический факультет в советское время был единственным местом, где серьезно изучали заговоры. Правда, как направление устного народного творчества в старорежимные времена, но все же… Можно было легально поехать в экспедицию по селам и весям с целью записи и систематизации заговоров, что я и делал. Мне бабушка мало что передала – только то, что запомнила. А сам я многое откопал…
– Вы и жену на своем факультете нашли?
– Нет. На заводе.
– Да ну? – за портьерой зашевелились: было видно, что заинтересовались всерьез. – Расскажите, а? Так интересно…
– Что тут интересного? Учился я на дневном, стипендии не хватало, поэтому вечерами подрабатывал на заводе, в железнодорожном цехе. Трактора грузили на платформы и в полувагоны. Работа еще та: кран трактор поставит, а мы его толстой железной проволокой к платформе прицепим, а после проволоку ломами закручиваем посередине, чтобы трактор прочно на платформе держался. Работа тяжелая, платили не слишком много, отсюда и контингент был специфический: каждый второй – бывший зэк. Меня они не трогали, даже уважали по-своему. Студент, молодой, жалобы и заявления им помогал писать. Маша там диспетчером работала. Она тоже студенткой была, училась заочно на экономиста. Маленькая, беленькая, носик в веснушках – поначалу не очень показалась. Потом вижу: симпатизирует мне, отчего ж не воспользоваться…
Кузьма помолчал.
– Я хоть и не такой, как Влад, был, но все же… У нас на филологическом один парень на десять девчонок приходился, избаловали они нас… Может, и с Машей все быстро кончилось бы, но тут история одна… Я тогда в газету начал пописывать – ребята, с которыми вместе работал, подбили: напиши, как наше начальство ворует. Я написал, газета напечатала. Начальству это очень не понравилось. Мне прямо сказали: парень, умолкни! А у меня – азарт. Еще одну статейку выдал. Словом, как-то вечером уединились мы с Машей в полувагоне, а тут подваливают двое. Тоже из бывших зэков, но начальством прикормленные. Начали кочевряжиться – как я потом понял, специально, чтобы спровоцировать. Много ли надо пацану, чтобы загореться? Подрались. Я им накостылял, потом стало ясно, что этого они и хотели. Заявление в милицию… снятие побоев… уголовное дело о злостном хулиганстве… Статья – до пяти лет.
– И? – Рита аж привстала на своей постели.
– Посадили бы, как миленького, если бы не Маша. Милиция у начальства тоже, видно, была прикормлена, дело шурудили – только пыль стояла. А Маша уперлась: они первые напали, он защищался. Уж как только ее ни ломали! Уволим! И уволили… Из института выкинем! И выкинули б, если бы не ребята из газеты… Мать ее из деревни вызывали; мол, дочка твоя преступника покрывает, убеди дуру! Мать в слезы: «Дочушка, што ж ты робишь, ты ж яшчэ молодая, знойдзешь сабе…». А она стояла насмерть! Вот тут-то я на нее другими глазами посмотрел. Решил: если она сейчас, когда я ей, по сути, никто, так за меня бьется…
– Закрыли дело?
– Закрыли, но не сразу. Может, и довели бы до суда, несмотря на упорство Маши – единственного свидетеля, да ребята из цеха вмешались. У зэков тоже понятие о справедливости есть. Как-то в ночную смену отловили этих двоих, поговорили… Одному ломом по спине, второму челюсть свернули. После чего эта парочка быстренько уволилась и исчезла. А нет потерпевших – нет и дела…
– А дальше?
– Дальше неинтересно. Поженились с Машей. Первое время снимали квартиру, потом свою, кооперативную, построили. Денег было мало – считай, бедствовали. Потом дочка, Вика, родилась. У Маши беременность очень тяжело протекала, из девяти месяцев она, считай, семь пролежала на сохранении. Столько в больнице не держали, пришлось мне при ней
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!